Кубинский зал - [3]

, вместе с тем он практически неотделим от них. Подобное положение дел Джудит вполне устраивает, и единственной опасностью, угрожающей их благопристойному браку, является не внешняя угроза, не какой-нибудь чужеродный элемент в лице неотразимого черного рыцаря, а внезапная потеря главой семьи весьма комфортабельной способности и дальше поддерживать привычный и предсказуемый уровень семейного благополучия. Наш адвокат еще не понимает подобных вещей, что, в свою очередь, означает, что он не совсем понимает собственную жену. Увы, он и в самом деле кое-что смыслит только в делах фирмы, в проблемах собственного сына да в спортивных новостях. Он действительно очень схож с диваном или минивэном. Наш адвокат никогда не терял и не приобретал слишком много. Только зубы и пятна непонятного происхождения на одежде. Его огорчения не глубоки, увлечения — заурядны, и даже когда он идет на риск, на самом деле он почти ничем не рискует; его достижения по службе, пожалуй, способны впечатлить, но если принять во внимание его пол, принадлежность к белой расе и вполне определенной социальной группе, то они покажутся только естественными. Если даже в нем и есть скрытые способности к глубокому изумлению или настоящей жестокости, то покуда они никак не проявились.

Не слишком ли я жесток к нему, не слишком ли предвзято и пренебрежительно мое описание?… Возможно… Ведь по большому счету наш адвокат — человек достаточно симпатичный, пользуется неплохой репутацией, а на его слово можно положиться. В фирме он — настоящая рабочая лошадка. Что называется, парень без закидонов, всегда говорит, что думает, и не держит камня за пазухой. Общаться с ним легко и приятно. Честно говоря, у него на боках даже нет жировой подушки толщиной в воскресный выпуск «Таймс»; на самом деле он в достаточно приличной форме. Но мне можно передернуть, преувеличить признаки слабости и разложения, потому что так мне проще объяснить его судьбу.

А еще я имею на это право, потому что этим человеком — как вы уже знаете — был я, Билл Уайет.

В последний раз я позвонил Джудит вскоре после полудня и сообщил, что приеду на следующий день. Это был самый обычный супружеский разговор, полный сдерживаемого раздражения и скрытых намеков.

— Тимми очень скучает по тебе, — заявила Джудит. — Ему хочется, чтобы ты был здесь.

Я едва не сказал, что собираюсь вылететь в Нью-Йорк раньше, но мне хотелось устроить сюрприз и Джудит. Моя командировка продолжалась четыре дня. Тимоти исполнялось восемь, и в свой день рождения он собирался сходить с друзьями в боулинг, побывать на тренировке «Никсов» [3] и поесть в детском ресторане в центре города, где все официанты были переодеты пришельцами. Получив свои тридцать три удовольствия, дети должны были заночевать у нас, и едва переступив порог квартиры, я сразу же заметил все признаки присутствия в доме этих молодых волчат: в прихожей на полу валялись разноцветные кроссовки, на вешалке висели яркие курточки и шапки, в углу громоздились пакеты из-под подарков. Мелкого мусора тоже хватало — горошинки мармелада, карточки с портретами звезд бейсбола, растоптанные сладости, вставные зубы Дракулы, воздушные шарики, одноразовые пластиковые ложки, ленты серпантина, шоколадное печенье и даже резиновые пальцы, истекающие резиновой кровью, так и перекатывались под ногами. Тот, у кого есть дети, рано или поздно начинает разбираться в домашнем беспорядке не хуже эксперта-криминалиста, просеивающего обломки потерпевшего крушение самолета. Глядя на весь этот разор, я понял, что Джудит загнала детей спать, но прибрать за ними ей уже не хватило сил. Взгляд, брошенный в приоткрытую дверь нашей спальни, подтвердил мою догадку: Джудит лежала на кровати в позе донельзя измотанного человека, и только ее груди тихонько поднимались и опускались в такт дыханию. Она кормила Тимоти совсем недолго, и я часто шутил, что «на рынке» ее бюст все еще «котируется», а Джудит выслушивала меня со смесью негодования и удовольствия. Впрочем, мы оба знали — и в скором времени мне суждено было в этом убедиться, — что это чистая правда: даже в тридцать четыре года груди Джудит все еще обладали рыночной стоимостью — и даже большей, чем любой из нас был в состоянии представить тогда.

Осторожно прикрыв дверь в спальню (и, как оказалось впоследствии — в свою прошлую жизнь), я заглянул в комнату нашего сына, где на полу беспорядочной кучей спали в спальных мешках девять мальчишек, удивительно похожих на набегавшихся щенят. Кто-то засопел, кто-то заворочался, кто-то прошептал во сне имя своего кумира-спортсмена. На случай, если кому-то захочется в туалет, я не стал выключать свет в коридоре (кто из нас способен забыть жаркий стыд, когда спросонок никак не можешь справиться с пижамой и, таясь, сжимаешь через ткань собственный пах, чтобы не обмочиться?), а сам отправился в нашу новую кухню, которая обошлась нам почти в сто тысяч, и убрал со стола разбросанные в беспорядке тарелки и разорванную бумажную скатерть. Царивший в квартире разноцветный хаос больше всего напоминал последствия урагана, пронесшегося над маленьким городком на побережье и оставившего после себя ободранные деревья и перевернутые пикапы. Ничего удивительного, что Джудит так вымоталась.