Кубинский кризис. Хроника подводной войны - [86]

«Когда мы всплыли, там был американский эсминец „Сесил“. Он передал нам сигнал „нужна ли вам помощь?“. Я понял тогда, что он, вероятно, не будет нас атаковать».

Капитан 1 ранга Алексей Дубивко,

командир «Б-36»

ЭМ ВМС США «Блэнди» против «Б-130» Шумкова

29 октября 1962 г.

Поздняя ночь, понедельник,

Капитан 2 ранга Н. Шумков

«Б-130» на поверхности

Зарядка батарей

Триста миль северо-восточнее пролива Кайкос,

пятнадцать миль северо-западнее ЭМ «Блэнди»

Расставив ноги и держась за ограждение мостика в самой верхней точке лодки, Шумков зафиксировал себя от легкой качки. Накрапывал мелкий дождь. Он потянулся к переговорной трубе и крикнул вниз, на ЦКП:

— Механика на мостик!

— Есть, товарищ командир, — тут же отозвались с командного.

Шумкова радовало, что у подчиненных сохранилась быстрота реакции, хотя условия на лодке ухудшились до предела. Температура в машинном отделении приближалась к шестидесяти пяти градусам по Цельсию, и жизнь на борту становилась невыносимой. На семьдесят восемь человек экипажа было три туалета и два душа с морской водой. Ухудшение личной гигиены становилось угнетающим, дым от дизелей заставлял страдать каждого несшего вахту в машинном отделении, в других отсеках было чуть-чуть полегче. У многих подводников большая часть тела покрылась болезненной сыпью, а у самого Шумкова стали очень сильно болеть ноги, особенно после долгих часов стояния на мостике. Сейчас же он всматривался в навигационные огни американского самолета-разведчика «Р-3», кружившего на высоте примерно две тысячи метров на небольшом удалении от лодки, и задавался вопросом, почему самолет еще не сделал проход прямо над ними — так, как они обычно делают. Возможно, у самолета отказала РЛС; может быть, самолет их вообще не видит.

На поверхности была темень, хоть глаз выколи, последние несколько часов лодку трепали порывы дождя, а они, в муках, пытались произвести зарядку батарей. Процесс был болезненно медленным и выматывающим нервы, но им пришлось рискнуть быть обнаруженными, потому что на борту не было резервного питания, а единственный дизель давал менее половины мощности.

— Прибыл по вашему приказанию, товарищ командир, — главный механик Паршин возник в темноте позади Шумкова. Он тяжело дышал, и от него пахло дизтопливом, смазкой и потом.

— Боже мой, как от тебя несет!

— Командир, неужели я прибыл сюда для того, чтобы узнать, как от меня пахнет? — Механик устал, он не спал последние двое суток. Два главных дизеля вышли из строя из-за трещин в коробках агрегатов, приводящих в работу вспомогательные насосы — топливный и охлаждающей воды; на третьем дизеле сейчас заряжали батареи, но всего на 30 процентах мощности. На дизеле № 3 был какой-то дефект, выявить его не удалось, и Паршин расстраивался все сильнее, стараясь разобраться с дизелем, не глуша его полностью.

— Как сейчас с батареями?

— Все еще менее 30 процентов от полного заряда, командир. Виноват, что так медленно, но я не могу выжать большего из третьего дизеля, а два других, как вы знаете, неработоспособны. Электролит настолько горячий, что требуется вдвое больше времени по сравнению с обычной зарядкой.

— Понимаю. — На самом деле Шумков не совсем понимал, но был внимателен и благожелателен с механиком. — Мы продолжим зарядку; этот самолет все еще не знает, что мы здесь, поэтому попробуем продолжить, но если нам придется срочно погружаться, будь готов немедленно прекратить зарядку.

— Если нам придется погружаться в таком состоянии, то мы будем ограничены в скорости — меньше двух узлов, и через несколько часов нам опять придется всплывать. Запас мощности у нас сейчас минимальный, и вы знаете, что батареи не заряжены, а при последней проверке у электролита была опасная температура — 120 градусов. На самом деле ужасно.

— Понятно. Давай-ка вниз и постарайся изо всех сил. Может быть, через несколько часов это все закончится, — обеспокоенный психическим состоянием механика, Шумков попробовал его немного приободрить.

Лодка продолжала движение, медленно покачиваясь на зыби; скорость хода не превышала двух узлов, и единственный работоспособный дизель пыхтел, обеспечивая скудный заряд массивным 448 банкам двухвольтовых батарей общим весом 1430 фунтов (около 640 кг. — Прим. перев.); батареи выдавали напряжение 224 вольта. Все время, пока он стоял на открытом мостике, Шумков ощущал легкий запах хлора и думал о том, как плохо внизу. Объем балласта был отрегулирован таким образом, что над водой выступал только верх надстройки, да и то не полностью над водой, но все-таки больше, чем в режиме РДП, когда в воздухе оказывался только воздухозаборник. Во время зарядки батарей они могли проветривать лодку и даже кратковременно включать обзорную РЛС, надеясь на то, что при таком волнении моря американцы не засекут работающий радар.

Юго-восточный ветер набирал силу, посылая на них шквал за шквалом, но было по-прежнему тепло и влажно, даже на открытом мостике. Внизу, внутри лодки, был загрязненный воздух, и Шумков подумал о матросах, несущих вахту в отделении электромоторов. Почему бы не воспользоваться преимуществом, которое давала низкая облачность, и не вывести на мостик больше людей? Они всегда смогут его быстро очистить. Это сотворит чудеса с моральным духом и будет полезно для здоровья в целом. Для учета личного состава, находящегося на открытых навигационных мостиках, имелась тщательно продуманная система. Позади трапа, ведущего из ЦКП через основной люк наверх, висели металлические жетоны. Любой член экипажа, на вахте или вне ее, при подъеме по трапу и при пересечении среза внешней водонепроницаемой крышки обязан был иметь этот жетон при себе. При спуске вниз он вешал жетон обратно на крючок. Такой способ учета позволял постоянно знать количество людей наверху, так что вахтенный офицер в случае срочного погружения точно знал, сколько людей должно покинуть мостик перед тем, как закроют основной люк. Некоторым такая процедура казалась излишней, но в темное время суток зачастую многого не увидишь и не услышишь под грохот набегающих волн, бьющихся о корпус, и можно легко ошибиться. Бывали случаи, когда поднявшийся на палубу курнуть член экипажа, не взявший с собой жетон, оставался наверху во время срочного погружения — неприятная ситуация, и не только для человека наверху, вне прочного корпуса, но и для командира лодки, поставленного перед дилеммой — всплывать, чтобы найти и спасти человека, или, в смертельно опасной ситуации, оставить его на затопленной палубе или на поверхности моря на корм акулам.