Кубанская Конфедерация - [9]

— Это не союз?

— Ни в коем случае. Это обычное налаживание добрососедских взаимоотношений. Мы им — оружие, продовольствие и одежду, а они нам — продукты нефтепереработки и ценные металлы.

— А правительство не опасается, что оружие, проданное горцам, будет в дальнейшем использовано против нас?

— Будет продаваться только стрелковое вооружение, а это нам не страшно. К тому же у горцев есть с кем воевать, и они не могут тратить свои силы на конфликт с нами. С юга их поджимает Новоисламский Халифат, а нам будет выгодно поддержать их не только с экономической, но и с политической целью.

— Илья Александрович, но как же быть с рабством, которое процветает в Горском Содружестве, ведь именно вы были инициатором торгового эмбарго против горцев и именно вы выдвигали основным доводом наличие в горах рабов, в том числе и уроженцев нашей Кубанской Конфедерации.

— Смею заверить всех, кто сейчас слушает вашу передачу, что этот вопрос решён полностью. Все пленники, уроженцы нашего государства, незаконно удерживаемые в горах, будут возвращены на родину в самое ближайшее время.

Вновь вклинился голос диктора‑мужчины:

— Благодарю, Марина, спасибо, Илья Александрович. Мы переходим к другим новостям. Как нам стало известно, вчера войсками Туапсинской Республики была предпринята очередная попытка штурма укреплённого посёлка Островская Щель, который является передовой базой племени каратянцев. Вождь горского племени каратянцев Евгений Старостин заявил, что туапсинцы понесли существенные потери и его воины не пропустят через Гойтхский перевал ни одного каравана со спиртным. Напомню нашим радиослушателям, что причиной вооружённого конфликта между Туапсинской Республикой и племенем каратянцев стало разграбление горцами каравана с водкой.

Я посмотрел на Шварца, и тот как‑то виновато потупился. Да, как ни крути, а каратянцы в своём праве, так как изначально ставили условие, при котором не пропустят через подконтрольную им территорию «антихристовы товары», то есть водку и наркотики. Однако у нас частенько появлялось туапсинское сорокаградусное питьё, а значит, торгаши провозили его контрабандой. Потом, видать, совсем обнаглели, вот и лишились каравана.

Тем временем радиоведущий продолжил:

— И третья новость, которую мы хотим сообщить, касается беженцев. Правительство Донского Царства окончательно потеряло контроль над юго‑восточными провинциями, и сейчас они находятся под полным контролем «беспределов». Эти жестокие и отмороженные кочевники творят бесчинства, уничтожают всё, до чего только могут дотянуться, а царь Иван Седьмой не в состоянии остановить вторжение. В связи с этим пограничным частям нашего государства дано разрешение пропускать беженцев с Дона на территорию Конфедерации. В течение трёх дней к нам прибыло почти четыре тысячи человек, которые временно размещены в лагерях для перемещённых лиц. Правительство Конфедерации чрезвычайно обеспокоено сложившимся положением дел на границе с Донским Царством, и на вечернем заседании Думы наш президент Симаков заявил, что мы должны протянуть руку дружбы и помощи старому союзнику.

Новостной блок был окончен, майор отключил радиоприёмник, понятно же, что бережёт заряд батареи, и мы, обсуждая услышанное, разошлись по своим местам. За окном вагона всё те же леса, болота, развалины каких‑то построек, и, убаюканный равномерным перестуком железных колёс, я задремал.

Разбудили меня на обед. Пока перекусили сухпайком, пока со Стасом переговорили, прошло какое‑то время, и майор начал по одному вызывать нас к себе на разговор. Дошла очередь и до меня. Вот здесь уже было что‑то напоминающее знакомство с будущими солдатами.

Сев напротив майора, который рассматривал мой контракт, я ждал его вопросов, но он почему‑то медлил. Наконец, спустя пару минут тягостного для меня молчания, он всё же задал свой первый вопрос:

— Как отца звали?

— Андрей, — ответил я, не понимая, почему он поинтересовался именем моего покойного родителя, тем более что в контракте я своё отчество указал.

— Отец где сейчас?

— Умер пять лет назад, они с матерью в один день слегли, в один день и отошли в мир иной. Год тогда голодный был, и чахотка многих скосила.

— Понятно, — кивнул майор. — Знавал я твоего отца когда‑то, парень.

— Да ну? — не поверил я.

— Вот тебе и ну, балбес деревенский. Он с Дона бежал, а потом некоторое время у нас в батальоне служил. Однако пришлось ему скрыться, так как наш президент в то время как раз с царём Иваном дружбу наладил, и был вариант, что его могут обратно на родину вернуть. Его‑то и не искал особо никто, с глаз долой — из сердца вон, может быть, поэтому и было у вас всё спокойно. Жаль, что никто из наших не знал, где он прячется, а так помогли бы тебе после его смерти. Как, вообще, тяжко жилось, когда родители умерли?

— Нет, жил неплохо, врать не буду, — пожал я плечами. — Относились ко мне как к своему, кормили справно, зря не били и не угнетали. Нормальная жизнь самого обычного поселкового парня.

— Вот что, — майор пристально посмотрел мне в глаза, — отец твой никаких бумаг, записок или карт не оставлял?

— Я не видел, вот только…