Ктулху Питерский - [2]

В общем, Штука в каком-то смысле теперь владела Петербургом. Еще и сидела в главном дворце. Она была как суперзлодей, а вот супергероя на нее не нашлось. Какое-то время оставшиеся петербуржцы опасались, что на город скинут ядерную бомбу, чтобы убить Штуку, но как-то обошлось.

— Да ты сам подумай, — зачастил вдруг Мишка. — Она там одна, страшная, жуткая, скоро Новый год, а подарков ей никто не подарит! А тут мы. С котенком.

— Съест нас, и дело с концом.

— Никого еще не съела, а нас съест! — усмехнулся Мишка. — Может, ей только котенка и не хватало!

— Да она, небось, сколько угодно таких котят набрать может!

— Так она не знает, что ей котенок нужен! Когда мне мама графический планшет подарила, я же понятия не имел, что он мне нужен! А потом из рук не выпускал!

Вовка тоже такое знал: когда ему отец подарил гироскутер, он поначалу не хотел на него вставать. А потом только на нем и ездил! Пока электричество не вырубили, оставив всего двенадцать вольт под радио.

Вечный огонь был теплым и ярким. Подошли две молодые женщины, тихо переговариваясь про талоны на еду. Мишке с Вовкой это было не интересно, им все приносили на дом — у одного мать лежала в кровати, у второго бабка роняла все из рук. Но в любом случае продолжать беседу у огня смысла не было, и они медленно потопали в сторону Мойки.

— Ну ладно, предположим, мы подарим Штуке котенка, и он ей понравится. Чем она его кормить будет? — спросил наконец Вовка.

— Рыбой, — ответил уже продумавший все Мишка.

Откуда Штука брала рыбу, никто не знал, но воняло от Эрмитажа так, что никто не сомневался — рыба у Штуки есть. Ходила легенда, что Штука подманивала рыбу через водопровод. Но Мишкина мама сказала, что через очистные сооружения рыба сможет пройти только в виде мелкого фарша.

— Хорошо, — согласился Вовка.

Мишка даже рот открыл от удивления. Он, если честно, был уверен, что друг откажется. Ну еще бы — отдавать котенка Штуке, которая не только не северный кореец, но даже и не человек, идея совершенно дикая. Но теперь отступать было некуда.

— Как пойдем? — спросил он.

Хотя выбора особого не было: со всех сторон подходы к Эрмитажу заблокировали, оставалась только арка Главного штаба. Да и там все время стоял караул.

Пока шли, почти не разговаривали. Сэм пригрелся и тихо мурчал. Еще был вопрос с Мишкиной мамой и Вовкиной бабушкой. До семи мальчишкам гулять позволялось, до восьми — поворчат-поворчат да и уляжется, а вот позже… Позже было нельзя.

Причем Вовка не раз размышлял о том, что до «всего этого» бабушка его одного и во двор-то выпускала неохотно, а сейчас он и в школу ходит за три квартала, и по городу гуляет, а она только вздыхает, но не требует, чтобы он сразу шел домой. Иногда ему казалось, что общая, большая опасность сделала ее не такой чуткой по отношению к его мелким опасностям.

Конечно, в городе было неспокойно. Но очень по-разному: на окраинах орудовали настоящие банды, там военные держали осаду вокруг ТЭЦ и очистных. Но чем ближе к центру, тем сильнее была власть военных, и здесь, в сердце города, можно было ходить без опаски.

У офицеров был негласный приказ — в случае, если преступление очевидно, не арестовывать преступников, а расстреливать на месте. Раз пять или шесть за последние полтора месяца Вовка слышал выстрелы.

Еще ходили слухи, что Штука словно бы контролирует количество военных рядом с собой. То есть если вдруг их станет слишком много, то часть умрет. Во всяком случае, ничем иным внятно объяснить то, что Эрмитаж был не в плотном кольце крейсеров, танков и пушек, никто не мог.

Тем временем неожиданно потеплело, и снег стал не мелким и колючим, а влажным и пушистым, да еще начало мести так, что в нескольких шагах впереди ничего не было видно.

Однажды из круговерти на них вышел военный патруль — судя по бушлатам, моряки, но Вовка с Мишкой успели прижаться к стене, и их не заметили.

Свернули с Мойки на Невский, а вскоре добрались и до арки Главного штаба. Громадные литые ворота поначалу показались закрытыми, но на самом деле в них была щель, протиснуться в которую удалось без труда — только мявкнул возмущенно котенок, про которого на мгновение забыл Вовка.

— Солдат нет, — тихо сказал Мишка.

— Вон стоят, — тут же заметил Вовка.

И действительно — у стены стояли двое и переговаривались. Прижавшись к противоположной стене, мальчишки тихо и осторожно добрались до выхода из арки на Дворцовую площадь.

— А ведь их под трибунал отдадут, — прошептал Вовка.

— Да никто не узнает, — ответил Мишка.

Дальше идти было по-настоящему страшно. Сквозь мрак снеговерти едва проступали очертания Александрийского столпа, а сам Зимний не был даже виден.

— Может, здесь оставим? — тихо спросил Мишка.

В этот момент стало ясно, что затея была нестоящей. Какой смысл спасать котенка от крыс, чтобы оставить его замерзать на Дворцовой?

Он уже был готов предложить отступление — вместе с котенком, конечно же, — когда сзади раздалось неуверенное:

— Эй! Кто здесь?

Это были солдаты. Не видящие ничего сквозь метель, но вооруженные. И Мишка рванул, но не вглубь арки, и не вдоль Штаба, а напрямую к Зимнему.

Вовке ничего не оставалось, только бежать за ним. Как говорится — сам погибай, а товарища не бросай! Тем более что без него Вовка бы и сам оказался в одиночестве.