Кто в тереме? - [35]

С лицами обоего пола, утратившими бдительность, старичок оттягивался по полной и заговаривал до полусмерти. А Никита мало того, что в тот день утратил бдительность, он еще был и пареньком воспитанным. Скажете, не бывает такого – заммэровское-то дитятко?! Ан нет, бывает! По крайней мере, в Артюховске.

Посему он, свернув с прямой линии на середине улицы, по которой передвигался, повлекся обреченно, словно зомби, к любимовской лавочке, под горящим призывом взором деда.

– Здорово, Никита! – благосклонно приветствовал дед Федя, оценивший добровольную явку. Он вообще с симпатией относился к сыну большого человека. Как, впрочем, и к самому большому человеку, и на следующих выборах мэра даже собирался за него голосовать, если надумает все же избираться.

Федору импонировало, как и другим окрестным жителям, что Мишка Мирюгин не поменял место прописки. «Уйдя в верха», он остался жить на старом месте. И то, что местные теперь не месят грязь, выбираясь к центральной улице, а шагают по асфальту, хоть машины и обкатывают их грязной жижей в непогоду, – это Мишкина заслуга, дай ему Бог здоровья.

– Как она, жизнь?

– Нормально, Федор Игнатьевич. А у вас?

Беседа начиналась по обычной любимовской схеме.

– Да вот сижу – думаю…

– Как жизнь прожить? – улыбнулся Никита.

– Мне-то что об этом думать? Я ее уже прожил, 86 скоро. Это вам думать надо, как ее прожить, а мне уже только прыгать осталось, сколько еще попрыгается.

– Что там особенно думать, – вздумал подурковать Никита. – Береги платье снову, а честь – смолоду! Главное, я думаю, Федор Игнатьевич, – на черный день накопить.

Он последил за реакцией деда на «больную» тему. Ходили среди местных слухи, что дед Любимов весьма скуповат.

– Я, родной, уже накопил на черный день, мне уже и интересно даже, когда же он наступит.

– То есть, вы человек не бедный?

– Это как посмотреть. В телевизоре вон говорят, что бедность, это когда коробка «Рафаэлло» – подарок. А я дочери на Восьмое марта всегда «Рафаэлло» дарю, она любит. Значит, бедный. С другой стороны, живем, не голодаем, и в долг не просим.

– Значит, немножко богатый?

– Да как же! Тут только соберешься разбогатеть – то за коммуналку платить надо, то башмаки порвутся. А вот ты лучше сам скажи мне: тыща долларов – это много или мало?

– Так вы же телевизор смотрите, там курс доллара передают. Умножьте на тысячу и определите, много это или мало.

– Не отгадал загадку, – вздохнул дед, – молодой еще, глупый.

– Ну, а по-вашему, много или мало?

– Зависит от того, зарабатываешь ты или тратишь!

– А, и верно, – согласился Никита, – загадка – в корень. Так о чем же вы тогда думаете?

– Да мне сегодня из сбербанка позвонили. Кредит предложили взять. Вот, думаю, может, взять?

– А что, очень надо?

– Вроде и не надо… Но уж такой любезный парень позвонил!.. «Здравствуйте, как мне можно вас называть»?

– Ну, и вы?

– А я ему: называй меня «Мой Белый Господин», сынок.

(Интересно, сам придумал?)

Скрипнула калитка и у скамейки нарисовалась боевая подруга Федора Игнатьевича – супруга, Зинаида Григорьевна.

Дед скривился:

– Любопытной Варваре нос оторвали. А она все равно вынюхивала краем носа, подглядывала краем глаза, подслушивала краем уха…

– Сам такой, – не осталась в долгу жена.

– … и думала краем мозга, – закончил супруг.

У дедов это была такая игра – прилюдно вышучивать друг друга, иной раз довольно остро подкалывать. Но жизнь они прожили, как свидетельствовала общественность, вполне дружно.

– А вот еще загадку отгадай, Никита! Если жена разбила чашку – это к чему?

– Ну… к счастью, говорят, – уже начинал маяться Никита.

– А если – муж?

– Ну, тоже. Какая разница?

– Это потому, что ты еще не женат, тебе нет разницы. А вот Зинаида Григорьевна мне сегодня про разницу объяснила. Я чашку разбил – так у меня руки не оттуда растут.

– Мою любимую. Сам на Восьмое марта подарил, – скупо прокомментировала супруга.

– Сто лет в обед! А когда ты в прошлый раз разбила?

– А та не любимая. Она мне вообще не нравилась.

– О как! Улавливаешь, молодежь, в чем разница-то?

Никита улыбался, наблюдая эту пикировку.

– Так что ж ты меня так не чихвостила, когда я надысь свою чашку-то разбил?

– Так тогда ты пьяный был, – напомнила Зинаида Григорьевна. Слово «пьяный» она произнесла на кавказский лад, игнорируя мягкий знак. – Показать хотел, кто в доме хозяин.

– Ааа! И кто у нас в доме хозяин?

– Ты, – не задумываясь, ответила супруга. – А чего спрашиваешь, никак – засомневался?

Дед признавать слабину не захотел и мгновенно перевел стрелки:

– А ты как учишься, Никита?

– Нормально, Федор Игнатьевич. Вот, научную работу по истории пишу. Про поволжских купцов материал собираю, про нашего Тихановича в том числе. Он, оказывается, известный в Артюховске человек был. Много полезного для города сделал, благотворительностью занимался. Я-то только и знал, что терем он построил. Его дом.

Тут, поскольку представился давно ожидаемый случай, Никита им воспользовался:

– Может, вы про него что-то расскажете? Вы же местные, на одной ведь улице жили.

– Ученье свет, – невпопад открыла Америку Зинаида Григорьевна. – Куда сейчас без высшего образования! Дворники, и те все с дипломами!