Кто укокошил натурщика? - [26]

— Тю! Не, ну ля! — по-харьковски изумляешься ты.

Всё чудесатее и чудесатее, как сказала девочка Алиса в сказке остроумного оксфордского диакона, сына остроумного чеширского священника.

— Шо там? — интересуется, изнывая от любопытства, твоя Любимая Женщина.

— Глянь. — Ты отстраняешься от зазора. Она припадает к слегка разинутому бетонному углу.

— Ой, а где же домик?!

— Вот именно, солнышко, — растерянно констатируешь ты…

3.

А ночью тебе снится сон:

На твоём левом плече появляется синяк; он концентрируется в чёрные линии, образовывающие рисунок, и эта картинка выходит из-под кожи на её поверхность: мужчина с утиной головой.

— У тебя есть вопросы. Давай пообщаемся, — говорит вдруг этот рисунок, шевелясь, как персонаж мультика.

— Ты действительно языческий бог Харк? — спрашиваешь ты, пялясь на плечо с движущейся картинкой.

— Так звали меня люди, жившие здесь более полутора тысяч лет назад по вашему летоисчислению, — отвечает уткоголовый, вылезая из твоего плеча, увеличиваясь и обретая объём и цвет.

— Кто же ты на самом деле?

— Понимаешь, кроме вашего мира, существуют и другие…

— Ну да, другие измерения, параллельные пространства… Как же, слыхал, читал…

— Ну так вот я и такие как я — мы, примитивно выражаясь, обитатели других измерений, наблюдающие за вашим миром и иногда чуть-чуть на него влияющие, — продолжает Харк, уже в виде обычного голого мужчины из плоти и крови, если бы не птичья голова. — Нас здесь по-разному называли: и божествами, и духами, и вестниками, и пришельцами…

(Какая банальщина — прояснять подоплёку событий посредством диалога во сне, самокритично думает автор, лохматя ногтями затылок над рукописью. Какая жалкая графоманская уловка. Гений бы, небось, до такого не опустился, гений бы нашёл более оригинальный ход… К тому же, один сон в этой писанине уже был; совать сюда и второй — это уж чересчур! И не надо кивать на известные всем, кто учился в советских школах, кроме, может быть, двоечников, четыре сна Веры Павловны (ну да, в романе «Что делать?» Н.Г. Чернышевского), ибо роман — это другой жанр… Увы, ничего более новаторского, нежели информирование героя посредством сновидения, не приходит автору в голову даже после почёсывания последней. Не отыскав в своих мозговых извилинах альтернативы этому наивному, прямолинейному и даже где-то тупому приёму, автор в конце концов отмахивается: а, ладно, авось и так сойдёт.)

— У тебя действительно голова утки?

— Так меня изображали люди, поклонявшиеся мне тогда, более полутора тысяч лет назад, — отвечает Харк, ещё более увеличиваясь и становясь деревянным идолом.

— Но почему — с утиной?

— Я бы и сам хотел это знать, — разводит руками идол, деревянный, но живой, подвижный. — У вас, людей этого мира, бывают такие странные и непредсказуемые фантазии!

— И шо же вам нужно от нашего мира?

— А что шахматисту нужно от шахмат? Интересная игра… Можешь называть нас «игроками». Ваш мир — как бы поле нашей игры. С той разницей, что шахматные фигуры находятся в полной власти шахматиста и перемещаются только так, как он хочет; а, так сказать, «фигуры» в нашей игре — люди и целые народы — действуют по собственной воле, отчего наша игра является более непредсказуемой и оттого более увлекательной. Мы можем наделять отдельных людей неординарными по вашим меркам способностями, но не можем предугадать, как они этим воспользуются. «Игроки», так сказать, разделены на две команды: одна старается принести человечеству больше вреда, а другая — больше пользы… Я, конечно, сильно упрощаю, чтобы было понятнее…

— А ты в какой команде?

— Во второй.

— И чудеса, которые иногда происходят в нашем мире, — это проявления вашей игры?

— Нет, далеко не все так называемые чудеса вашего мира есть проявлениями нашего вмешательства, но некоторые, действительно, — следствие нашей игры. — Деревянный идол уменьшается до размера пальца и становится золотой статуэткой. — По-моему, на ваш мир влияем не только мы, «игроки», но и какая-то иная внешняя сила, что ещё более усложняет нам игру, усиливает непредсказуемость.

— А этот старик-татуировщик…

— Это мой представитель в вашем мире, мой, так сказать, агент. Таких у вас звали волхвами, шаманами, кудесниками, друидами, жрецами… С его помощью я пытаюсь снова вступить в игру, из которой на время вышел, так сказать, по нужде.

— Вышел по нужде на полторы тысячи лет?!

— Ну, время — понятие относительное, особенно когда речь идёт о контактах разных измерений.

— И этот жрец провёл со мной какой-то ритуал? А та квазитатуировка — это шо, клеймо жертвы для жертвоприношения?

— Нет, что ты… С помощью этого так называемого ритуала мой агент ввёл в тебя кое-какие нестандартные способности, — поясняет золотая статуэтка, почёсывая свои золотые гениталии. — А я теперь буду с интересом наблюдать, что из этого выйдет. Вообще, существует множество способов введения в человека особых способностей; нанесение символического изображения «игрока» под видом татуировки — лишь один из них.

— А какова конечная цель этой вашей игры? В шахматах надо поставить мат королю соперника.

— У нашей игры нет конечной цели; здесь вся суть, вся соль в самом процессе.