Кто убил профессора Ф.Ф. Белоярцева? История "голубой крови" в зеркале прессы - [31]

Иваницкий тем временем метался по инстанциям. Я представляю себе его, привыкшего к лабораторной работе, к кабинету с портретом академика Франка над столом, к уважительному разговору, в коридоре межрайонной прокуратуры, где он несколько часов ждет приема, и потом, в кабинете, где он, глядя во внимательные, недоверчивые, заранее подозревающие глаза, говорит про "кофейно-коньячные" деньги, про спирт, который невозможно учесть, объясняет, какая это ерунда, рассказывает, что создана "искусственная кровь", которая уже спасла многих, а будет спасать сотни и тысячи человеческих жизней. Он просит связаться с Генеральным прокурором и нормализовать ситуацию и слышит холодное: "Это невозможно".

17 декабря на квартире у Белоярцева в Москве и в Научном городке был устроен обыск. Затем обыск был проведен на даче. Вещественных доказательств преступления (похищенного спирта) не найдено.

После обыска Белоярцев остался один.

А утром сторож дачного кооператива увидел распахнутую в декабрьское утро дверь, не ко времени горящий свет на застекленной веранде…

18 декабря вечером доктору Виктору Морозу, успешно испытавшему препарат, позвонила жена Белоярцева.

— Виктор, случилось несчастье с Феликсом, он на даче. Заезжай за мной.

О том дне я не говорил ни с Иваницким, ни с Морозом, ни с Валентиной. Могу только представить себе, как это было…

Утром со служебной запиской Белоярцева, со всеми документами, которыми он располагал, Иваницкий поехал в президиум Академии. Его связали с заместителем Генерального прокурора. В прокурорском кабинете он неожиданно для себя стал терять сознание. Это было с ним впервые — мир вокруг стал ломаться, дробиться, уплывать. Последнее, что он услышал, — разговор по телефону. Прокурор говорил очень громко, ему даже показалось: что он кричал: "Не давите на нас, мы сами разберемся!" Успел подумать: "Это, наверное, относится к нашему делу". Он так и подумал: "К нашему".

Придя в себя, увидел троих, стоящих около него — заместителя прокурора и двоих в белых халатах, врача и сестру. Все трое смотрели одинаково — внимательно и сочувственно. От предложения пройти в медпункт отказался. Попросил бумагу. Написал заявление о возбуждении дела по обстоятельствам гибели Белоярцева, Услышал спокойное и уверенное: "Не волнуйтесь, разберемся по справедливости".

А через день в институт пришло письмо от Белоярцева, помеченное тем днем, когда он погиб. На конверте стоял почтовый штемпель поселка, находящегося в 30 километрах от дачи. Мороз трижды проехал этот путь, замеряя расстояние по спидометру. Дорога была плохая, каждый раз он тратил на нее около часа. Когда успел Феликс съездить и бросить письмо? Сторож показал, что машина за пределы огороженной общим забором территории дачного кооператива не выезжала. Белоярцев отдал записку кому-то с просьбой отправить из ближайшего почтового отделения? Тем, кто делал у него обыск? Еще кому-то, кого никто не видел?

Гибель Белоярцева вызвала потрясение у всех, — почти у всех в Научном городке.

Через несколько дней сотрудники лаборатории Белоярцева написали письмо, которое отправили сразу в несколько инстанций. В нем были такие строки: «Мы просим наказать авторов анонимки, а также людей, виновных в развертывании клеветнической кампании против создания "искусственной крови"!» (подчеркнуто в оригинале).

6

Люди, близкие Белоярцеву, знали, как любил он жизнь, работу. У него было много привязанностей. И хотя он был человеком эмоциональным, эмоции его всегда контролировались рассудком. Так что если отпадала версия убийства, оставалась версия доведения до самоубийства. Казалось логичным предположить, что, когда уехали сотрудники ОБХСС, к Феликсу пришел еще кто-то. Тот, или те, кто пришел, если не совершили прямое убийство, то довели его до состояния самоубийства. Какие слова ему сказали, чем угрожали? Сотрудники его лаборатории считают, что он покончил с собой, не выдержав многомесячной травли, клеветы и унижений. Но я уверен, что у каждого из них в глубине души осталось сомнение.

В Научном городке работают, разумеется, разные люди. Большинство — обычные, совершают нормальные поступки, делают разумную, направленную на общую пользу работу. Конечно, они не святые, у них есть недостатки, моменты слабости. Есть и другие — их много меньше. Эти люди во всем находят корысть. Работа сама по себе их не интересует. Им важнее иметь положение, высокую зарплату, престиж. Они игроки в жизни — на свой манер. "Ставят по-маленькому", осторожно — и почти всегда остаются хоть в небольшом, но выигрыше. А "выигрыши" со временем откладываются в приличный капиталец. Не обладая научной интуицией, берут житейской хитростью. Каким-то седьмым чувством улавливают конъюнктуру, угадывают, на кого ставить. Они знают, кого надо поддержать, когда и против кого выступить.

Вот эти-то знали, кто был заинтересован в том, чтобы погубить работу по препарату, чтобы расставить Иваницкому ловушку. И, зная могущество Шерхана, понимали, что исполнение его воли обернется для них выигрышем. Дальше все было делом техники.

Сначала нужно было создать "отрицательный фон" вокруг работы лаборатории Белоярцева. До Иваницкого дойдет очередь позже. А чтобы создать "отрицательный фон", нужно рассказать несколько раз доверительно что-то компрометирующее, пусть и не очень значительное, намекнуть на информацию, полученную из особо надежных источников. Говорить обо всем этом с людьми, которые как можно дальше отстоят и от лаборатории, и от Белоярцева, — скорее поверят.