Кто ты, Майя - [13]

Похоже, что Роллан, сделавший это литературоведческое наблюдение, еще не понял, что самым ценным и высокооплаченным сочинением позднего Горького и была эта великая формула советского гуманизма: "Если враг не сдается, его уничтожают!". Над бесконечно длинными списками "врагов", не щадя сил, работало в те дни ведомство Ягоды, и, возможно, фамилия Горького уже стояла тогда в одном из списков (не намного опередив фамилии самого Ягоды, Крючкова, Аросева, доктора Левина, директрисы Парка культуры, посещенного Ролланом, и прочих имя им легион).

...Но вот программа и силы исчерпаны, настала минута прощания. В смертной тоске обнимали Роллана при расставании и Бухарин, и Аросев, и доктор Левин, и мерзкий Крючков: они лишались последней надежды уцелеть...

В спокойной Швейцарии Роллан расшифровал свои дневниковые каракули и их дополнил. Майя объяснила ему, вероятно, что печатать подобное можно будет не скоро. По меньшей мере через полвека после его смерти. А пока есть задачи поактуальнее, чем его любительские наблюдения над советской реальностью. Кому вообще интересна реальность? Сейчас нужно бороться с главным врагом мира Троцким и его семьей, а также - с "жертвой троцкизма" Андре Жидом. Эта последняя история имеет, кстати, самое непосредственное отношение к нашему сюжету, в ней наша героиня показала высокие образцы бдительности, и без этой правдивой истории нам не обойтись. Вот она.

В начале 30-х годов, когда все "прогрессивные" интеллектуалы (и в первую очередь французские) сочли своим долгом сделать выбор между Гитлером и Сталиным и пришли в подавляющем своем большинстве к поддержке Сталина и Советского Союза, когда сталинизм в хорошем обществе стал высшим шиком, произошло и сближение знаменитого французского писателя Андре Жида с французской компартией. На организованном (и оплаченном) Москвой парижском Конгрессе писателей в защиту культуры Андре Жид председательствует вместе с молодым сталинистом Андре Мальро. Этого Мальро, как и других молодых французских волков сталинизма, боровшихся за власть на элитарных верхах (скажем, Арагона), Роллан, похоже, не слишком уважал, подозревая их в карьеризме и авантюризме. Вот запись (вполне правдивая) о Мальро в дневнике Роллана:

"На его лице горестная складка, след жестоких испытаний в Индо-Китае (шесть месяцев тюрьмы за кражу статуй из Ангкора: его выдал один из его помощников, и колониальная юстиция не упустила случая его сломить). Пережив приступ дикой жажды разбогатеть любым путем, теперь он поставил своей целью достижение власти. И так как это человек большого ума и пронзительности, упорства, он выбрал в своей борьбе лагерь будущего..."

К этому остается добавить, что позднее Мальро стал голлистом, деголлевским министром, а посмертно обошел чуть не всех крупных французских писателей (разве что кроме Гюго, Золя и Руссо с Вольтером), получив место в Пантеоне.

Роллан также был членом президиума конгресса, но именно в это время Москва предпочла отправить его к Горькому. На конгрессе, несмотря на сопротивление советских его организаторов, был поставлен вопрос об освобождении сосланного на Урал французского писателя Виктора Сержа. Андре Жид передал эту просьбу советскому послу в Париже, и вскоре произошло неслыханное: Сержа выпустили из страны. Советские власти пошли навстречу Андре Жиду, престиж которого в Париже безмерно вырос. Так что Жид очень авторитетно сидел во главе президиума конгресса вместе с Андре Мальро и был приглашен посетить Москву вслед за Ролланом. В конце концов он решился поехать туда с группой друзей. Незадолго до отъезда Андре Жид был в гостях у Роллана. Ревнивец Роллан сомневался, что Жид подходит для такой поездки. Ведь "самая мысль оказаться лицом к лицу со Сталиным его леденит". И потом эта его "протестантская" щепетильность. Он хотел бы подлечиться, но не хотел бы, чтоб его лечили кремлевские врачи, - не хотел бы привилегий. Как он не понимает, что в СССР всех рабочих лечат на кремлевском уровне. Он ничего не знает о России, жалкий эстет Андре Жид. Роллан и Маша показали ему палехские коробочки, о которых он даже не знал. Невежда... Но в общем Роллан был доволен этим визитом знаменитого собрата. Жид показался ему простым и скромным. Ясно, что он сжег корабли и прочно перешел в лагерь Сталина и СССР (именно в таких терминах мыслит теперь Роллан)...

Было, однако, кое-что, о чем не знали даже сам Роллан и его осведомленная жена. Поездка Андре Жида случайно, а может, и не случайно, была поставлена Москвой в связь со смертью Горького. Как известил правительство в конце весны 1936 года особо доверенный врач-разведчик доктор Левин (лечивший Горького и Роллана и спаивавший сына Горького), в состоянии буревестника революции в конце весны "наступило" (а может, и "было достигнуто") решительное ухудшение. Собственно, Горький был больше не нужен Сталину. Он сыграл свою роль и мог стать теперь только вредным. Неясно было, как он понял убийство Кирова. Он позволил себе вступиться за Каменева. Горький был в эти месяцы объят желанием поговорить по душам с кем-нибудь из писателей, он хотел поговорить с иностранцами, он высказал подозрительное желание повидать Луи Арагона. Это, видимо, не слишком радовало тех, кто наблюдал за Горьким. Убитый горем и запертый в золотой клетке, старый буревестник мог брякнуть лишнее. Зато вот похороны Горького могли оказаться недурным спектаклем, демонстрацией единства мировых сил гуманизма и прогресса в столице гуманизма и прогресса Москве. Сейчас как раз нужно было мобилизовать западную интеллигенцию на поддержку Народного фронта (уже устроенного Москвой во Франции и в Испании). Так что поездка Андре Жида в Москву, независимо от его воли, оказалась связанной с планируемым похоронным спектаклем в стране великих постановок под руководством могучего режиссерского коллектива, лишь недавно переименованного из ГПУ в НКВД (убийства в коридорах и подвалах, судебные процессы с покаянием и самобичеванием, пышные международные похороны с идейно выдержанными речами и т. д.).