Кто твой враг - [52]
Голова у Нормана раскалывалась.
— Наверное, смог бы, — сказал он.
Чарли желчно засмеялся.
— Еще как смог, — сказал Чарли. — Только я с младых ногтей решил: не стану участвовать в крысиных бегах — ну уж нет. Может, я и неудачник, зато я никогда не вытеснял соперников послабее, не лебезил перед начальством, не ставил перед собой цель — жить не хуже других. Был всегда свободен. — Чарли откинулся на стуле, прочистил горло. — Я — нонконформист.
— Прекрасная личность, раздавленная губящей душу махиной американского капитализма.
— Что-то вроде.
— Чарли, — сказал Норман, — Чарли.
Чарли прикусил губу.
— Я ни на что не гожусь, — сказал Чарли — признание это он поднес Норману, точно пирожное. — А меж тем посмотри на Хейла. Большая шишка в Торонто. А кто он такой — несостоявшийся художник, вот он кто. Он изменил себе.
— И что с того?
— Я думал, ты не любишь Хейла.
— Чарли, почему ты уехал из Штатов? Тебя ведь не внесли в черные списки.
— Через месяц они меня бы так и так выслали. Они… Мне всегда хотелось поехать в Лондон. Мне нравятся англичане.
— И многих англичан ты знаешь?
— Давай. — Чарли придвинулся еще ближе к Норману, подставил щеку. — Бей.
— Чарли, — сказал Норман, — прошу тебя…
Чарли закрыл лицо руками.
— Почему бы тебе не уехать с Джои в Торонто? — спросил Норман.
— Я хотел прославиться.
— Но ты не прославился, — сказал Норман. — Мало кому…
— Хотел бы я быть таким, как ты. Каменным, ничего не чувствовать.
— Ты только что сказал, что у тебя нет таланта. Ты что, берешь свои слова обратно?
— А ты меня не жалуешь, — сказал Чарли. — И никогда не жаловал. Признайся.
— Чарли, Чарли, брось.
Глаза Чарли забегали. Он снова и снова начисто вытирал стол руками.
— Не могу я вернуться в Торонто, Норман, не могу посмотреть им в глаза. Перед тем как уехать в Голливуд, я выложил все, что о них думаю. — Голос его истерически зазвенел. — О Си-би-си… — и сорвался.
— Чарли, возвращайся в Торонто.
— Я так верил в себя. Брал в постель журнал с фотографией Хамфри Богарта на обложке: был уверен, что в один прекрасный день мы познакомимся и сойдемся. Представлял, как он звонит мне: «Чарли, твой сценарий меня потряс. Почему бы тебе не соорудить что-то и для меня?» Рисовал себе, как провожу уик-энды с Артуром Миллером, звоню из Парижа Аве Гарднер[117] и говорю, что между нами все кончено. Валяй, смейся. Скажи, что это ребячество. Мне виделось, что я дружу с Хемингуэем и Хьюстоном, говорю Луису Б. Майеру[118], что не изменю ни одной строчки в сценарии и пусть он засунет свои миллионы сам знает куда. Я верил, что сойдусь со всеми этими людьми. И вот что, Норман, я тебе еще скажу: я и теперь не сомневаюсь, что я пришелся бы ко двору. Даже ты не можешь не признать, что на вечеринках я — душа общества. Все считают меня остроумным.
Чарли вздохнул, потрещал костяшками пальцев.
— Я думал, вернусь когда-нибудь в Торонто и, кто знает, может, даже куплю там дом в пригороде, знакомствами козырять не стану, тем не менее на мои уик-энды будут съезжаться знаменитости из Нью-Йорка, Голливуда и Лондона, я буду встречать их на вокзале, шугать фотографов, но наши фотографии все равно появятся в газетах… Я говорю с тобой начистоту.
— Знаю.
— А как вернуться домой — вот так вот? Неудачником?
— Ну так не возвращайся. — Норман потерял терпение. — Оставайся здесь.
— Я — ничтожество. Ни на что не гожусь. Даже в Торонто мои сценарии почти всегда отвергали.
— Если во что бы то ни стало хочешь прославиться, почему бы тебе не стать осведомителем? Как Уолдман. Тогда уж точно попадешь в газеты.
— Послушай, я человек честный. — Чарли неприязненно посмотрел на Нормана. — И даже ради спасения своей жизни, — сказал он, — не стал бы осведомителем.
— Рад за тебя.
Чарли прикрыл один глаз.
— Раньше я думал, — сказал он, — что то же могу сказать и о тебе.
— У нас с тобой, Чарли, разные задачи.
А ведь это может сойти за признание, подумал Чарли. Он даже несколько взбодрился.
— Ты — холодный человек, — сказал Чарли. — Я никогда не мог тебя понять. Похоже, тебе все нипочем.
— Даже дождь, — сказал Норман.
— Тебе никогда не хотелось, проглядывая объявления в «Нью-Йоркере», поиметь девчонку, скажем, рекламирующую комбинашки для «Вэнити фэр»?[119] Не хотелось бы получать приглашения на голливудские вечеринки, где девчонки прыгают нагишом в бассейн? Неужто ты не мечтал поехать на Багамы или на открытие отеля «Хилтон»?[120]
— Чарли, у нас разные задачи. Я хочу жениться, завести детей. Хочу закончить книгу. — Норман встал. — Мне надо идти. Попозже придет Эрнст — доделать книжные полки. Передай ему, пожалуйста, чтобы он мне позвонил.
— Мне жаль, но мы решили Эрнста больше в квартиру не пускать.
— Чарли, не хотелось бы тебе об этом напоминать, но это моя квартира. Вы с Джои живете здесь лишь временно.
— Хочешь забрать ее? Пожалуйста. Мы переедем на следующей неделе.
— Хорошо, — сказал Норман. — Как тебе угодно.
Чарли ушел из бара, не удосужившись попрощаться. Посмотрите только на них, думал Чарли, на этих паршивцев — слоняются взад-вперед. Я истекаю кровью, а им и горя мало. Чарли прибавил шагу. А вдруг, подумал он, я возвращаюсь, а в почтовом ящике контракт или чек. А вдруг мне сегодня повезет. Как знать.
Замечательный канадский прозаик Мордехай Рихлер (1931–2001) (его книги «Кто твой враг», «Улица», «Всадник с улицы Сент-Урбан», «Версия Барни» переведены на русский) не менее замечательный эссеист. Темы эссе, собранных в этой книге, самые разные, но о чем бы ни рассказывал Рихлер: о своем послевоенном детстве, о гангстерах, о воротилах киноиндустрии и бизнеса, о времяпрепровождении среднего класса в Америке, везде он ищет, как пишут критики, ответ на еврейский вопрос, который задает себе каждое поколение.Читать эссе Рихлера, в которых лиризм соседствует с сарказмом, обличение с состраданием, всегда увлекательно.
Словом «игра» определяется и жанр романа Рихлера, и его творческий метод. Рихлер тяготеет к трагифарсовому письму, роман написан в лучших традициях англо-американской литературы смеха — не случайно автор стал лауреатом престижной в Канаде премии имени замечательного юмориста и теоретика юмора Стивена Ликока. Рихлер-Панофски владеет юмором на любой вкус — броским, изысканным, «черным». «Версия Барни» изобилует остротами, шутками, каламбурами, злыми и меткими карикатурами, читается как «современная комедия», демонстрируя обширную галерею современных каприччос — ловчил, проходимцев, жуиров, пьяниц, продажных политиков, оборотистых коммерсантов, графоманов, подкупленных следователей и адвокатов, чудаков, безумцев, экстремистов.
Покупая книгу, мы не столь часто задумываемся о том, какой путь прошла авторская рукопись, прежде чем занять свое место на витрине.Взаимоотношения между писателем и редактором, конкуренция издательств, рекламные туры — вот лишь некоторые составляющие литературной кухни, которые, как правило, скрыты от читателя, притом что зачастую именно они определяют, получит книга всеобщее признание или останется незамеченной.
Мордехай Рихлер (1931–2001) — один из самых известных в мире канадских писателей. Его книги — «Кто твой враг», «Улица», «Версия Барни» — пользуются успехом и в России.Жизнь Джейка Херша, молодого канадца, уехавшего в Англию, чтобы стать режиссером, складывается вроде бы удачно: он востребован, благополучен, у него прекрасная семья. Но Джейку с детства не дает покоя одна мечта — мечта еврея диаспоры после ужасов Холокоста, после погромов и унижений — найти мстителя (Джейк именует его Всадником с улицы Сент-Урбан), который отплатит всем антисемитам, и главное — Менгеле, Доктору Смерть.
В своей автобиографической книге один из самых известных канадских писателей с пронзительным лиризмом и юмором рассказывает об улице своего детства, где во время второй мировой войны росли и взрослели он и его друзья, потомки еврейских иммигрантов из разных стран Европы.
"И когда он увидел как следует её шею и полные здоровые плечи, то всплеснул руками и проговорил: - Душечка!" А.П.Чехов "Душечка".
Эта книга – история о любви как столкновения двух космосов. Розовый дельфин – биологическая редкость, но, тем не менее, встречающийся в реальности индивид. Дельфин-альбинос, увидеть которого, по поверью, означает скорую необыкновенную удачу. И, как при падении звезды, здесь тоже нужно загадывать желание, и оно несомненно должно исполниться.В основе сюжета безымянный мужчина и женщина по имени Алиса, которые в один прекрасный момент, 300 лет назад, оказались практически одни на целой планете (Земля), постепенно превращающейся в мертвый бетонный шарик.
Немецкого писателя Бенедикта Велльса (р. 1984) называют одним из самых талантливых представителей молодого поколения. «Конец одиночества» – это трогательное повествование, роман-биография, роман-притча. Жюль, Марти и Лиз растут в счастливой семье. Окруженные вниманием и заботой, они не подозревают, что всю их жизнь изменит гибель родителей. Последующее пребывание в интернате разделяет детей – каждый из них выбирает свой путь, полный ошибок и потерь. Проходят годы, и повзрослевший Жюль, главный герой романа, стремится переписать собственную судьбу и наверстать упущенное, чтобы посвятить себя призванию и обрести любовь хрупкой загадочной девушки Альвы.
Эта книга – сборник рассказов, объединенных одним персонажем, от лица которого и ведется повествование. Ниагара – вдумчивая, ироничная, чувствительная, наблюдательная, находчивая и творческая интеллектуалка. С ней невозможно соскучиться. Яркие, неповторимые, осязаемые образы героев. Неожиданные и авантюрные повороты событий. Живой и колоритный стиль повествования. Сюжеты, написанные самой жизнью.
В книгу замечательного польского писателя Станислава Зелинского вошли рассказы, написанные им в 50—80-е годы. Мир, созданный воображением писателя, неуклюж, жесток и откровенно нелеп. Но он не возникает из ничего. Он дело рук населяющих его людей. Герои рассказов достаточно заурядны. Настораживает одно: их не удивляют те фантасмагорические и дикие происшествия, участниками или свидетелями которых они становятся. Рассказы наполнены горькими раздумьями над беспредельностью человеческой глупости и близорукости, порожденных забвением нравственных начал, безоглядным увлечением прогрессом, избавленным от уважения к человеку.
«Возвращение в Мальпасо» – вторая книга петербургского писателя Виктора Семёнова. Она состоит из двух, связанных между собой героями и местом действия, повестей. В первой – обычное летнее путешествие двенадцатилетнего мальчишки с папой и друзьями затягивает их в настоящий круговорот приключений, полный смеха и неожиданных поворотов. Во второй – повзрослевший герой, спустя время, возвращается в Петербург, чтобы наладить бизнес-проекты своего отца, не догадываясь, что простые на первый взгляд процедуры превратятся для него в повторение подвигов великого Геракла.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.