Кто твой враг - [21]
— Хиггинс — болван. Пока он не наденет на Ингу наручники, у этого остолопа не встает.
Задохлик, отрекомендовавшийся автором «прогрессивной фантастики», всучил Салли два билета на собрание Общества англо-румынской дружбы. Чернокожий романист вытер залитые вином руки о ее юбку.
— Мир, — сказал он, — напрочь… — и отошел, шатаясь.
Тут-то Салли и познакомили с высоким, молчаливым парнем с пепельными волосами.
— Я — студент. Меня зовут Эрнст. — Держался он скованно.
— Ты немец?
— Австриец.
Спустя несколько дней, примерно за месяц до того, как Салли предстояло приступить к работе, она снова встретила Эрнста. Столкнулись они в комнате за торговым залом «Коллетс»[66] в Хаверсток-Хилл. Когда Салли вошла, он отскочил от полки, а узнав ее, неопределенно улыбнулся.
— Много читаешь?
Черт дернул ее задать такой вопрос, сердилась на себя Салли.
— Приключенческую литературу, — осмотрительно сказал Эрнст, — книги по медицине. Меня очень интересует медицина.
— Так вот что ты изучаешь?
— Я… я изучаю законы.
Явная ложь — это было ясно обоим. Салли было ясно и другое: куртка Эрнста бугрилась.
— Пошли отсюда. — Она схватила его за руку. — Выпьем чаю.
— У меня нет денег.
— Идем, — торопила она его. — Не глупи.
Когда они проходили мимо продавца, сердце у нее бешено колотилось. Но они беспрепятственно вышли на улицу.
— Берешь в долю, — сказала Салли.
— Что?
— Книги поделим.
Эрнст помрачнел.
— Ты же не станешь ломать комедию, нет? — сказала Салли.
— Нет.
Он вытащил из-за пазухи книги. «Кон-Тики», путевые записки об Африке, англо-немецкий словарь.
— Я возьму книгу об Африке, идет? — Она стерла улыбку с лица. — Ты не студент.
— Нет, — сказал Эрнст. — Не студент.
— Как и я, — сказала Салли, когда они свернули на Белсайз-авеню. — Я — Молль Флэндерс[67], магазинная воровка экстра-класса. — И объяснила, кто такая Молль Флэндерс. — Я дурачусь. Извини.
— Куда мы идем?
— Ко мне, — сказала она, — пить чай с печенюшками.
Тут он понял, что к чему. Его это ничуть не шокировало. Но, как правило, они были постарше и не такие привлекательные.
— Хорошо, — сказал он.
В комнате царил кавардак. По полу были раскиданы книги, пластинки. На одном из стульев грудой лежала одежда. Правда, дорогая. Кожаные чемоданы, кое-как составленные на шкафу, были отличного качества.
— Не бог весть что, — сказала Салли. — Зато здесь я как дома.
Она повернулась к Эрнсту, увидела, что он скинул башмаки. И расстегивает рубашку.
— Ты что…
Эрнст притянул ее к себе, поцеловал в губы. Салли вырвалась, отвесила ему пощечину.
Эрнст не шелохнулся.
— Зачем ты привела меня к себе?
— Разве не ясно зачем?
— Ну да, — сказал он. — Я думал, ясно.
— Ты думал! А я думала, ты не прочь выпить чаю.
— Не смеши меня.
Салли уставилась на него:
— Ты это серьезно?
— Что тебе от меня нужно? — спросил Эрнст.
— Ничего.
— Значит, чай, — сказал он, — и только?
Салли взяла чайник, постучала по нему пальцем, но он, по-видимому, все еще не верил ей.
— А я подумал…
— …что я блудливая бабенка?
— Нет, но… — Он опасливо улыбнулся. — Чай, понимаю. Чай.
Однако ничего он не понимал.
— Я тебя ударила, извини, — сказала она.
И поставила на проигрыватель моцартовскую «Пражскую симфонию».
— Есть хочешь? — спросила она. — Может, тебе что-нибудь приготовить?
— Если тебя не слишком затруднит.
Она пожарила омлет. С омлетом Эрнст съел шесть кусков хлеба. Салли тем временем свернулась клубочком на кровати, ноги подобрала под юбку. И снова полилась «Пражская симфония».
— Кто ты? — спросила она.
— Меня зовут Эрнст Хаупт. Студент-юрист. Родом из Инсбрука. Получил стипендию для учебы в Англии.
— Брось заливать.
Эрнст встал. Он был выше, чем она думала. Более матерый. Поджарый, опасный, с будоражаще чувственной повадкой. Предзакатное солнце заиграло на его волосах огнем. Она прикинула, сколько ему может быть лет. Порой он казался мальчишкой, но сейчас на вид ему можно было дать лет тридцать, если не больше. Тридцать, если не больше, и он наводил страх.
— Ты не против, если я выключу проигрыватель?
Когда он нагнулся над проигрывателем, она увидела, что по его затылку змеится шрам. Ножевой шрам.
— Сколько тебе лет? — спросила она.
— По словам отца, двадцать два.
— По словам отца?
— Архив разбомбили. — Он испытующе посмотрел на нее, лицо его посуровело. — Боишься меня?
— Нет, — выпалила она, — еще чего.
— Я не ел со вчерашнего дня.
— У тебя что, нет денег?
— Деньги…
— Почему бы тебе не поработать?
— Я здесь нелегально. Я из Восточной Германии. У меня нет документов.
— Где ты живешь?
— Там-сям.
— Тебе негде жить. Так я тебя поняла?
— Я не нуждаюсь ни в чьей помощи.
— Но чем ты занимаешься? — Салли занервничала.
— В четырнадцать меня забрали в армию.
— Я спрашиваю — ты умеешь что-нибудь делать?
Эрнст улыбнулся.
— Я не о том. Я имею в виду настоящую работу.
— Я говорю на пяти языках.
— Уже кое-что.
— Есть люди, которые говорят на восьми. На десяти. И чуть не все они сидят без работы.
— Что в таком случае ты хочешь делать?
— Хочу уехать в Америку. Хотел бы разбогатеть.
— Вот как, значит, ты такой, как все, — сказала Салли.
— Естественно.
— Natürlich.
— Ты говоришь по-немецки?
— Немного, — сказала она.
— Ненавижу Германию. Ненавижу немцев.
Замечательный канадский прозаик Мордехай Рихлер (1931–2001) (его книги «Кто твой враг», «Улица», «Всадник с улицы Сент-Урбан», «Версия Барни» переведены на русский) не менее замечательный эссеист. Темы эссе, собранных в этой книге, самые разные, но о чем бы ни рассказывал Рихлер: о своем послевоенном детстве, о гангстерах, о воротилах киноиндустрии и бизнеса, о времяпрепровождении среднего класса в Америке, везде он ищет, как пишут критики, ответ на еврейский вопрос, который задает себе каждое поколение.Читать эссе Рихлера, в которых лиризм соседствует с сарказмом, обличение с состраданием, всегда увлекательно.
Словом «игра» определяется и жанр романа Рихлера, и его творческий метод. Рихлер тяготеет к трагифарсовому письму, роман написан в лучших традициях англо-американской литературы смеха — не случайно автор стал лауреатом престижной в Канаде премии имени замечательного юмориста и теоретика юмора Стивена Ликока. Рихлер-Панофски владеет юмором на любой вкус — броским, изысканным, «черным». «Версия Барни» изобилует остротами, шутками, каламбурами, злыми и меткими карикатурами, читается как «современная комедия», демонстрируя обширную галерею современных каприччос — ловчил, проходимцев, жуиров, пьяниц, продажных политиков, оборотистых коммерсантов, графоманов, подкупленных следователей и адвокатов, чудаков, безумцев, экстремистов.
Покупая книгу, мы не столь часто задумываемся о том, какой путь прошла авторская рукопись, прежде чем занять свое место на витрине.Взаимоотношения между писателем и редактором, конкуренция издательств, рекламные туры — вот лишь некоторые составляющие литературной кухни, которые, как правило, скрыты от читателя, притом что зачастую именно они определяют, получит книга всеобщее признание или останется незамеченной.
Мордехай Рихлер (1931–2001) — один из самых известных в мире канадских писателей. Его книги — «Кто твой враг», «Улица», «Версия Барни» — пользуются успехом и в России.Жизнь Джейка Херша, молодого канадца, уехавшего в Англию, чтобы стать режиссером, складывается вроде бы удачно: он востребован, благополучен, у него прекрасная семья. Но Джейку с детства не дает покоя одна мечта — мечта еврея диаспоры после ужасов Холокоста, после погромов и унижений — найти мстителя (Джейк именует его Всадником с улицы Сент-Урбан), который отплатит всем антисемитам, и главное — Менгеле, Доктору Смерть.
В своей автобиографической книге один из самых известных канадских писателей с пронзительным лиризмом и юмором рассказывает об улице своего детства, где во время второй мировой войны росли и взрослели он и его друзья, потомки еврейских иммигрантов из разных стран Европы.
Каждый прожитый и записанный день – это часть единого повествования. И в то же время каждый день может стать вполне законченным, независимым «текстом», самостоятельным произведением. Две повести и пьеса объединяет тема провинции, с которой связана жизнь автора. Объединяет их любовь – к ребенку, к своей родине, хотя есть на свете красивые чужие страны, которые тоже надо понимать и любить, а не отрицать. Пьеса «Я из провинции» вошла в «длинный список» в Конкурсе современной драматургии им. В. Розова «В поисках нового героя» (2013 г.).
Художник-реставратор Челищев восстанавливает старинную икону Богородицы. И вдруг, закончив работу, он замечает, что внутренне изменился до неузнаваемости, стал другим. Материальные интересы отошли на второй план, интуиция обострилась до предела. И главное, за долгое время, проведенное рядом с иконой, на него снизошла удивительная способность находить и уничтожать источники зла, готовые погубить Россию и ее президента…
Политический заключенный Геннадий Чайкенфегель выходит на свободу после десяти лет пребывания в тюрьме. Он полон надежд на новую жизнь, на новое будущее, однако вскоре ему предстоит понять, что за прошедшие годы мир кардинально переменился и что никто не помнит тех жертв, на которые ему пришлось пойти ради спасения этого нового мира…
О красоте земли родной и чудесах ее, о непростых судьбах земляков своих повествует Вячеслав Чиркин. В его «Былях» – дыхание Севера, столь любимого им.
Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.
В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.