Кто-то в моей могиле - [10]

Облака приблизились. Их черные и серые блики казались прекраснее всех остальных цветов радуги. Солнце неожиданно скрылось, задул холодный ветер.

«Я попаду под дождь, — подумала Дэйзи, — пора отправляться домой». Но ноги упрямо продолжали нести ее в другую сторону, словно у них были свои собственные соображения на этот счет и они вовсе не собирались принимать во внимание желания робкой девушки, которая боялась немного намокнуть.

Вдруг кто-то окликнул ее:

— Дэйзи Харкер!

Она остановилась и обернулась, немедленно узнав позвавший ее голос. Это был Адам Барнетт, адвокат, старый приятель Джима, также увлекавшийся реставрацией старинной мебели. Адам довольно часто забегал к ним домой, чтобы скрыться от собственного семейства, насчитывавшего восемь человек, но общалась с ним Дэйзи немного. Мужчины, как правило, сразу же уходили в мастерскую Джима в подвале.

Дэйзи все утро прокручивала в мозгу мысль о том, что надо бы посоветоваться с Адамом, и эта неожиданная встреча смутила ее, словно он возник откуда-то из глубин ее сознания. Она даже не поздоровалась, а только сказала не слишком уверенным голосом:

— Как странно, встретиться вот так случайно.

— Ничего странного. Моя контора отсюда через два дома, а кафе, в котором я обедаю, находится через дорогу.

Это был высокий, крепкого сложения человек лет сорока, чуть резковатый в движениях, но очень обходительный. Он сразу же заметил смущение Дэйзи, но никак не мог понять, что явилось тому причиной.

— Меня довольно сложно не заметить в этом районе.

— Я, я просто забыла, где находится твой офис.

— Когда я тебя увидел, то подумал, что ты, возможно, направляешься повидать именно меня.

— Нет, что ты. — «Нет, нет. Я и не могла подумать об этом, пойти в эту сторону осознанно. Чего ради? Я даже не помнила, где располагается его контора. Или я просто не помню, что вспоминала об этом?» — У меня не было конкретной цели, я просто гуляла. Такой чудный день сегодня.

— Холодновато. — Он бросил взгляд на небо. — Вот-вот пойдет дождь.

— При такой погоде, как нынешняя, мы все любим дождь. Я хочу сказать, что я люблю гулять под дождем.

Он дружелюбно улыбался, но был несколько озадачен.

— Вот и чудно. Пойдем. Прогулка тебя развлечет, а от дождя ничего плохого не будет.

Она не тронулась с места.

— Знаешь, почему я подумала, что встретиться с тобой вот так было довольно странно? Дело в том, что я думала о тебе сегодня утром.

— Неужели?

— Я даже думала о том, чтобы договориться о встрече.

— Зачем?

— Произошло нечто такое.

— Что же такое произошло? Что именно?

— Я не знаю, как тебе объяснить.

На землю упали первые капли дождя. Она не заметила их.

— Ты думаешь, что я неврастеничка?

— Вряд ли сейчас время и место обсуждать подобную проблему, — сухо заметил он. — Тебе, может, нравится гулять под дождем, кому-то нет.

— Адам, послушай.

— Нам лучше подняться ко мне в офис, — он взглянул на часы. — У меня есть двадцать пять минут, потом мне нужно быть в суде.

— Я не хочу.

— А мне кажется, что хочешь.

— Нет, я такая дура.

— Я думаю о себе то же самое, стоя под проливным дождем. Пойдем, Дэйзи.

Они поднялись на лифте на третий этаж. Секретарша и помощница Адама все еще были на обеде, в приемной было темно и тихо. Адам включил свет в холле, затем прошел в свой кабинет, повесил на старомодную бронзовую вешалку промокший твидовый пиджак.

— Садись, Дэйзи. Ты прелестно выглядишь. Как Джим?

— Хорошо.

— Небось делает что-нибудь новенькое?

— Нет, переделывает для прихожей старый столик с инкрустацией.

— Где это он его ухватил?

— Его оставили вместе со всяким хламом бывшие хозяева дома, который он купил. Думаю, они понятия не имели, что это такое, его неоднократно перекрашивали. Джим насчитал десять слоев.

Она прекрасно понимала, что весь этот разговор был частью его техники — сначала заставить ее говорить о нормальных вещах, отвлеченных предметах, и она, поморщившись внутренне, подумала, прием срабатывает: словно он капнул несколько капель масла в нужные места, и колеса закрутились. Она рассказала ему про свой сон. Потоки дождя ударяли в окна, но Дэйзи видела себя вместе с Принцем на залитом солнцем пляже.

Адам слушал, откинувшись на спинку стула; время от времени он моргал. Это было единственным внешним проявлением реакции на ее слова. Внутри он испытывал удивление, но не от ее сна, а от того, как она передавала его содержание, спокойно и без эмоций, словно описывала не фантазию, порожденную собственным сознанием, а цепь связанных между собой событий, имевших место в действительности.

Она закончила рассказ описанием дат на могильной плите:

— 13 ноября 1930 года — 2 декабря 1955 года. День моего рождения и день моей смерти.

Он угрюмо хмыкнул и наклонился к ней, стул жалобно заскрипел под его килограммами.

— Я не психиатр. Я не умею разгадывать сны.

— Я и не прошу тебя это делать. Объяснения не нужны. Все и так ясно. Второго декабря 1955 года со мной случилось что-то ужасное, повлекшее за собой мою смерть. Я была убита психически.

«Психическое убийство, — подумал Адам. — Вот теперь я услышал все до конца. Черт бы побрал эту дуру, которой нечем заняться. Она накличет своими снами беду на себя и на всех нас…»