Кто-то должен умереть - [15]

– Значит, была милиция? А что они говорят?

– Так вы не оттуда? – сразу насторожился он. – А кто вы?

– Я… Знала Николая, – нерешительно ответила Настя. – С Юлией Федоровной я не знакома.

– И не будете знакомы, – с необъяснимой иронией заметил тот.

– Она уехала?

– Умерла. Повесилась. В начале мая, в каком-то занюханном кафе.

И воздух снова сотрясли те самые внезапные рыдания, которые выбили из колеи следователя в первый его визит. Настя стояла как заколдованная. Она ожидала всего, но такого…

– Повесилась? – наконец вымолвила она. – Почему?

– Его спросите!

– Колю?

Это фамильярное обращение вырвалось у нее совершенно бессознательно. До сих пор девушка старалась делать вид, что не имеет прямого отношения к человеку, о котором спрашивала. Ей казалось, что так можно узнать больше…

– Кому – Коля, кому – никто! – отрезал тот, мгновенно перестав всхлипывать. Сейчас, когда глаза привыкли к скудному освещению, девушка видела, что перед нею стоит пожилой и, вероятно, не очень здоровый человек.

– Почему она это сделала?

– Никто не знает. Оставила записку с дурацким смыслом. Меня все таскают, выясняют, что это значит. Про ее личную жизнь спрашивают – а что я про нее знаю? И про твоего Колю тоже… А я с ним никаких дел не имел!

Он сразу перешел на «ты», совершенно перестав стесняться. Снова взвыла труба, откуда-то из глубины квартиры потянуло влажным паром. Настя задыхалась – то ли от тяжелых испарений, то ли от волнения.

– Почему вы решили, что он мой? – еле слышно спросила девушка. Она не кривила душой – сама не понимала, «ее» ли он или чей-то еще?

– А чей? – спросил мужчина. – Моя дочь с ним и нескольких недель не прожила.

– Я ничего не знаю об этом.

– И я – ничего, – мужчина раздражительно повел носом. – Ну и сырость – скоро штукартурка с потолка начнет падать. Поможешь?

Настя не поняла, в чем она должна помогать – в падении штукатурки или в чем-то еще, но послушно пошла на зов. В ванной невозможно было дышать от скопившегося горячего пара. Труба горячей воды была перевязана тряпками, изолентой – всем, что нашлось под рукой. На сером кафельном полу стояли лужи. Мужчина подтолкнул к Насте облупленный тазик и тряпку:

– Вытрешь? А то я сантехника не дождусь. Ему – плати, жильцам снизу за потоп – плати, а откуда я возьму? Я денег не ворую!

И глянул на Настю так, что было ясно – по его мнению, уж эта-то молодая особа воровала.

Девушка взялась за тряпку – больше от растерянности. Она была рада на несколько минут остаться одна, потому что совершенно перестала понимать, где оказалась и что из этого может выйти. «Не прожили и нескольких недель, – думала она, выжимая в таз тряпицу. – Как же так? Почему он не развелся? Что это значит? Я видела в его паспорте дату регистрации брака – три года назад. И за все это время – несколько недель? А дочь повесилась, Николая убили… Когда она повесилась? Почему?» И острой иголкой в мозг вонзилась мысль – женщина, совсем ей неведомая, могла повеситься оттого, что Николай ее бросил…

А сама Настя могла бы? Может, она меньше любила? Меньше понимала в этой жизни? Ведь Юлия была старше ее на десять лет. Она была даже немного старше Николая. Что произошло?

Вытерев лужи, Настя оглядела ванную и пришла к выводу, что тут живут небогато. Во всяком случае о декоруме не беспокоятся. Обшарпанные стены, криво положенный кафель, ржавые потеки под смесителем… Она вышла в коридор и окликнула хозяина. Тот немедленно явился откуда-то из глубин квартиры:

– Иди, выпей чаю. Я как раз заваривал, когда ты пришла. Интересно послушать, что скажешь?

И она сразу оказалась в ином мире. Красиво выкрашенные стены, стильная мебель, чистые занавески. Тяжелый банный дух ощущался и здесь, но был почти незаметен на фоне модного интерьера. Тем более хозяин открыл створку окна:

– Вот это и была ее комната.

– У вас цветок сохнет, – Настя указала на высокую драцену в керамическом горшке. – Все листья желтые.

– А кому он нужен?

– Все-таки жалко…

– Значит, жалостливая? – И снова ей что-то очень не понравилось в его тоне и во взгляде маленьких, глубоко посаженных глаз. Но девушка боялась меньше, чем прежде. Теперь она видела – перед ней пожилой, больной человек.

– Я спросить хотела… – сказала Настя, выдержав паузу. Иногда это удавалось настолько хорошо, что с ней даже начинали считаться. – Почему Юлия Федоровна не давала Николаю развода? Вы говорите, что они вместе не жили.

– Не давала, – тот не поставил, а бросил перед нею чашку с чаем, так что на столе образовалась лужица. – Не давала – значит, не желала.

– Но почему?

– Много ты понимаешь! Молодая еще.

Сам хозяин к чаю даже не прикоснулся. Он расхаживал из угла в угол, от стены к стене, как будто измерял комнату шагами. Наконец остановился:

– Замужем была?

– Нет.

– А хотела бы?

Настя понимала, что смущаться глупо, но все-таки смутилась.

– Конечно, хотела бы, – ответил за нее хозяин. Теперь она рассмотрела, что то был еще не очень старый мужчина, с обрюзгшим, серым лицом. – Все хотят, да не у всех получается.

– К чему вы это? – Настя окончательно растерялась. – Я и не думала выходить замуж.

И снова солгала, но ей очень не хотелось говорить правду этому человеку. Впрочем, он все равно ей не поверил и как-то нехорошо рассмеялся.