Кто съел кенгуру? - [21]

Папа меня внимательно выслушал и сказал только одно слово:

— Понятно.

— А чего тебе понятно? — спросил его я. — Я лично ничего не понимаю. Какие дела у этих троих с Димкой, и почему он от них бегает?

— Это мы выясним, — сказал папа. — Только прошу тебя, если ты хочешь помочь своему товарищу, представь это дело мне и не проявляй больше никакой самодеятельности. Дело может быть очень серьезным. И даже опасным. Ты случайно можешь очень навредить Диме и… — отец посмотрел мне в глаза, — и себе тоже.

Он говорил очень серьезно, я редко его таким видел. Обычно он шутит, даже когда ему плохо. Только один раз я видел его таким же — когда мама попала в больницу с аппендицитом. Она долго не хотела вызывать врача, все думала, что отравилась селедкой, и скоро ее мучения закончатся. А когда врача все-таки вызвал папа, ей было уже очень плохо, она даже лежала потом в реанимации. Вот тогда у моего отца исчезла на время улыбка.

— Понимаешь, я почему так с тобой разговариваю, — продолжил он, — потому что ты почти взрослый. И взрослеешь сейчас очень быстро, я это вижу. Ты серьезнее многих твоих товарищей. Поэтому, я думаю, что ты понимаешь: одно дело, когда ты видишь, как случаются несчастья в художественном фильме, и совсем другое, когда что-то похожее происходит с тем, кто живет с тобой рядом.

— Зачем ты мне это говоришь? — возмутился я. — Что я, маленький? Это же ежу понятно.

— Это хорошо, — кивнул головой папа, — что ты, как и еж, это понимаешь. Поэтому я и прошу тебя, не играй еще раз в Шерлока Холмса. Кругом тебя живые люди, и сам ты живой. И не дай Бог, но может случиться так, что ни я, ни кто-либо другой не сможет что-либо поправить. А пока ты молодец, спасибо.

Я промолчал, потому что все-таки хотел дознаться, чем занимался Димка в зоопарке в день гибели кенгуру. И вообще, с чего он взял, что я играю? Сам он ничего не понимает.

Потом мы говорили с отцом уже о других делах, о том, как будем проводить следующее лето, куда поедем отдыхать, и что я собираюсь подарить маме и Светке на день рождения. Мама родилась в середине марта, пятнадцатого. А Светка, видимо, в шутку, первого апреля. Проговорили до тех пор, пока мама не позвала нас ужинать. У самой двери моей комнаты я еще задержал папу и сказал:

— Кстати, тебя скорее всего вызовут в школу за ту драку, которую видела Майя Михайловна.

— Уладим, — сделал успокоительный жест ладонью мой папа.

На следующий день, после школы, я должен был ехать в зоопарк на первое в моей жизни заседание КЮБЗа. Там я и рассчитывал «завербовать» Лешку. О Димке я в тот день не думал, пусть с его делами вне зоопарка папа разбирается. А мне надо было выслушать моего будущего «доктора Ватсона».

Светка встретила меня на нашем месте, и мы пошли с ней в уже знакомое здание над оградой. К нашему приходу все члены кружка уже собрались в комнате со схемами, где я разговаривал в прошлый раз с Мариной Николаевной. Многих я уже знал. Здесь были и Валерка, и Юля с Ирой, и Славка, и, конечно же, Лешка. Мы со Светкой сели рядом с ним.

Марина Николаевна открыла заседание. Сначала она говорила о каких-то внутренних делах кружка в пределах зоопарка, а потом начались доклады кюбзовцев. Незнакомая мне девочка поведала нам о жизни рогатых жаб и долго рассказывала о собственных наблюдениях, сделанных над ее склизкими подопечными в зоопарковском террариуме. Потом мальчик-заика, глотая воздух, тоже очень долго объяснял, как каких-то аксолотлей — я так и не понял, кто это такие, — можно дорастить до взрослой саламандры. Он даже вырастил одну из этих зверюг и, кажется, назвал ее Амбистомом или Амбистомой. «Войну с саламандрами» Карела Чапека я уже читал, так что представлял себе, что за твари могут получиться из обыкновенных аксолотлей. Но, между прочим, даже писатель-фантаст не додумался до такого кошмарного имени, какое дал юный кюбзовец своему питомцу. У Чапека первую заговорившую на человеческом языке саламандру звали весьма обычно — Андреас. Затем со своего места встала Маша, объявила, что скоро весна, и призвала всех идти по весне в лес, смотреть каких-то удивительных лягушек с голубыми мешками на горле. Никогда не предполагал, что в подмосковных лесах водятся такие экзотические животные.

На этом заседание кружка закончилось, и все потянулись к выходу, кроме нескольких кружковцев, обступивших Марину Николаевну. Лешки, слава Богу, среди них не было. Мы втроем вышли на улицу.

— Ну, как тебе у нас? — спросила Светка, поглядывая на меня с нескрываемой иронией.

— Здорово, — как можно искреннее ответил я, — очень интересно. Только я не понял, почему все сегодня про каких-то болотных тварей рассказывали.

— Так ведь они земноводные, — в один голос заявили Светка и Лешка.

— Ну и что?

— Заседание кружка сегодня было посвящено типу земноводных. Следующее — пресмыкающимся. Расписание занятий же есть, — пояснила мне Светка.

— А-а, а я не знал, — наконец уяснил я себе происходившее на заседании.

В этот день Светка очень скоро оставила нас с Лешкой вдвоем, сославшись на то, что ее где-то ждет мама. Думаю, она соврала, но я не был на нее в обиде — она просто хотела, чтобы я поговорил с Лешкой.