Кто репрессировал в 30-х: братья Берманы? Сталин? или... - [61]
В 1934 году после съезда Сталин именно с Кировым дружно составлял учебник истории России и СССР. Поэтому понятно, что когда Сталин узнал об убийстве 1 декабря 1934 года самого близкого, единственного друга С. Кирова, то немедленно приехал в Ленинград и на вокзале, шагнув с вагона с душевной болью, в сердцах, со словами «не уберегли Кирова» ударил наотмашь по лицу руководителя ленинградских чекистов Медведя. Даже злейшие враги Сталина не утверждают, что Сталин на вокзале, как талантливый актер, разыграл «театральную сцену»; как правило, критики и враги Сталина это многоговорящее событие на вокзале «забывают», проскакивают мимо.
Любопытно было наблюдать как в декабре 2009 года на петербургском «пятом» телеканале версию о заинтересованности и причастности Сталина к убийству С. Кирова изо всех сил неким сверхнаглым и сверхлживым образом пытались навязать телезрителям телеведущие исторической программы писательница-детективщица Татьяна Устинова и «лучший» историк Санкт-Петербурга Лев Лурье. В доказательство этой версии они продемонстрировали личное бредовое мнение какого-то правозащитника Григория Соломоновича Померанца, а в доказательство утверждения Устиновой, повторявшей многократно как «мантру» либералов — «Сталин заказал Кирова», «Это был заказ Сталина», горе-«историк» Лев Лурье привел потрясающий аргумент, доказательство — фантастическую, художественную книгу Гинсбурга-"Рыбакова" «Дети Арбата». И этим Лейба Лурье подписал себе как «историку» позорный смертельный приговор. И эта позорная, лживая телепрограмма современных «лисы Алисы» и «кота Базилио» от истории была показана по телевидению уже после того, как директором музея С. Кирова в С.-Петербурге Татьяной Сухарниковой к 75-летней годовщине убийства С. Кирова были преданы гласности в прессе и по телевидению в начале 2009 года важные, ранее засекреченные, дневники и письма убийцы Кирова Леонида Николаева, об этом Лурье и Устинова точно знали.
Из дневников и писем Николаева вырисовывается довольно «оригинальный» образ убийцы Кирова.
Рис. Леонид Николаев и его жена Мильда Друле.
С детства Леонид Николаев был амбициозным графоманом и вредным завистливым кляузником. А взрослый Л. Николаев — это экзальтированный фанатичный коммунист-карьерист-неудачник и амбициозный дистрофик с ростом — 150 см, весом не более 50 килограмм вместе с революционным револьвером. В своём «Автобиографическом рассказе» (31 мая 1934 г.) Николаев пишет: «После революции я готовился быть профессором медицины». Это желание, скорее всего, связано было с тем, что болезненный Николаев в детстве из-за болезни ног много времени провел в больнице.
А когда он выздоравливал, то вел себя, мягко выражаясь, странновато: «В полицейском участке я был два раза — первый за разгром детской площадки, второй раз — за срыв государственных афиш», — признавался Николаев. Такое впечатление, что этот Ленька неосознанно мстил за что-то окружающему его Миру. Когда Николаев подрос и стал горячим коммунистом, то он выбрал для себя новый объект атаки-разрушения — стал неистово бороться с памятником Петру Первому на территории Сампсониевского собора, и по этому поводу своими требованиями снести этот памятник знаменитому царю забросал все государственные учреждения. На месте уничтоженного старого памятника коммунист Николаев требовал поставить памятник Карлу Марксу за счет сбора денег с жильцов близ расположенных домов. Это была его идея «фикс», это была его идеологическая борьба в мирное время, которую, он надеялся, власти «вверху» заметят и оценят по достоинству и справедливости.
В честь бородатого еврейского идеолога фанатичный Николаев назвал даже одного из своих сыновей — Марксом. Это тот случай, когда мы наблюдаем, — что может сделать с сознанием и психикой человека марксизм-ленинизм, эдакое уродливое дитя коммунистической пропаганды.
Благодаря неимоверному упорству Николаева Советские власти памятник создателю города всё-таки убрали, и победитель императора ликовал, был полон счастья от своей победы. Но победа Николаева оказалась неполной, ибо на памятник коварному лохматому бородачу денег так и не собрали, несмотря на настоятельные требования Николаева собрать деньги с жильцов с применением коммунистического принципа «принудительной добровольности».
Понятно, что с таким «героем» не каждая женщина, тем более нормальная, захочет связать свою жизнь, однако, — «каждой твари по паре». И женщина с «заячьей губой» и болезненным видом после тяжело перенесенного туберкулеза с латышским именем Мильда Драуле решила связать свою жизнь с этим агрессивным коммунистическим идиотом. У этих обоих было что-то общее — «героическое», ибо Мильда Драуле с удовольствием реализовала свою темную «героическую» натуру — когда она свирепо занималась продразверсткой, жестоко грабила крестьян в Лужском районе, где когда-то её отец работал управляющим большим имением. Скорее всего, Бог услышал многочисленные проклятия невинно страдающих хлеборобов и подсунул этой комиссарше в мужья больного, полусумасшедшего, агрессивного дистрофика, который своей неуёмной энергией, замашками и «креативным» наполеоновским мышлением «достал» не только все местные власти и руководство организаций, в которых работал, но в первую очередь свою Мильду, которая была ближайшим объектом его «правильного построения».
