Кто проспал начало войны? - [19]

О «Воспоминаниях» Жукова Молотов высказался очень резко:

«У Жукова в книге много спорных положений. И неверные есть. Он говорит, как перед началам войны докладывает Сталину, — я тоже присутствую, — что немцы проводят маневры, создают опасность войны, и будто я задаю ему вопрос: «А что, вы считаете, что нам придется воевать с немцами?» Такое бессовестное дело. Все понимают, только я не понимаю ничего, — Молотов даже стал заикаться от волнения. — Пишет, что Сталин был уверен, что ему удастся предотвратить войну. Но если обвинять во всем одного Сталина, тогда он один построил социализм, один выиграл войну. И Ленин не один руководил, и Сталин не один был в Политбюро. Каждый несет ответственность. Конечно, положение у Сталина тогда было не из легких.

Что не знали, неправда. Ведь Кирпонос (командующий КОВО) и Кузнецов (командующий ПрибОВО) привели войска в готовность, а Павлов — нет… Военные, как всегда, оказались шляпы. Ну, конечно, мы тогда были очень слабы по сравнению с немцами. Конечно, надо было подтягивать лучше. Но на этом деле лучшие военные у нас были. Жуков считается неплохим военным, он у нас был в Генштабе, Тимошенко тоже неплохой военный, он был наркомом обороны…»

Об идеологии «не поддаваться на провокации», о том, насколько трудно было балансировать между необходимостью проведения мероприятий по усилению боевой готовности частей приграничных округов и реальной возможности быть обвиненным в подготовке «агрессии» против Германии, Молотов говорил следующее:

«..Этот шаг (сообщение ТАСС от 14 июня 1941 года) направлен, продиктован и оправдан тем, чтобы не дать немцам никакого повода для оправдания их нападения. Если бы мы шелохнули свои войска, Гитлер бы прямо сказал: «А вот видите, они уже там-то, войска двинули! Вот вам фотографии, вот вам действия!» Говорят, что не хватало войск на такой-то границе, но стоило нам начать приближение войск к границе — дали повод! А в это время готовились максимально». «…Сообщение ТАСС нужно было как последнее средство. Если бы мы на лето оттянули войну, с осени было бы очень трудно ее начать. До сих пор удавалось дипломатически оттянуть войну, а когда это не удастся, никто не мог заранее сказать. А промолчать — значит вызвать нападение. И получилось, что 22 июня Гитлер перед всем миром стал агрессором. А у нас оказались союзники». «..Надо было пробовать! Конечно, в таких случаях, с такими звероподобными людьми можно увидеть и надувательство, и не все удастся, но никаких уступок не было по существу, а пробовать вполне законно…»

Также интересное объяснение ситуации с требованием «не поддаваться на провокации» дает в своих исследованиях Н. Стариков. Он объясняет, почему никто из правительства, включая самого Сталина, не выступил утром 22 июня с обращением к народу (выступил Молотов и только в 12.00). Почему нарком иностранных дел Молотов уклонялся от встречи с немецким послом раним утром 22 июня, когда нападение уже произошло, почему вообще слова «не поддаваться на провокации» были такими важными в то утро и какой они несли в себе смысл.

А связано это, прежде всего, с письмом Гитлера Сталину, доставленным в Москву 15 мая 1941 года личным самолетом Гитлера. За которое командование ПВО страны получило жестокое наказание от главы правительства СССР, «тирана» Сталина в виде «выговоров». Этим письмом Гитлер пытался дезинформировать Сталина в вопросе подготовки нападения, усыпить бдительность. Он писал Сталину, что в случае если отдельные его генералы, имеющие родственников в Англии и симпатизирующие Англии, попытаются устроить провокации в виде нападения на СССР, то Гитлер и просит считать эти нападения «отдельных генералов» именно провокацией, а не войной. Он просил не открывать ответный огонь, а связаться с Гитлером по известному Сталину каналу связи — мол, сам Гитлер с этими нерадивыми генералами и разберется. При этом вермахт получал бы некоторую фору при нападении: пока Сталин поймет, что на границе происходят не «провокации», а началась настоящая война, вермахт успеет получить и закрепить некое тактическое преимущество.

И действительно, в последней Директиве мирного времени, «Директиве № 1 от 21.06.41 г.» упор сделан именно на требовании «не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения». По воспоминаниям Жукова, уже после того, как началась война, и Тимошенко и Жуков ранним утром 22 июня в 4–30 утра в Кремле «доложили обстановку, И.В. Сталин недоумевающее сказал:

— Не провокация ли это немецких генералов?

— Немцы бомбят наши города на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Какая же это провокация… — ответил С.К Тимошенко.

— Если нужно организовать провокацию, — сказал И.В. Сталин, — то немецкие генералы бомбят и свои города… И подумав немного, продолжал: — Гитлер наверняка не знает об этом. Надо срочно позвонить в германское посольство, — обратился он к В.М. Молотову…»

Молотов отправился в немецкое посольство.

«Через некоторое время в кабинет быстро вошел В.М. Молотов: — Германское правительство объявило нам войну.

Сталин молча опустился на стул и глубоко задумался. Наступила длительная, тягостная пауза. Я рискнул нарушить затянувшееся молчание и предложил обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшегося противника и задержать их дальнейшее продвижение.