Кто придет на «Мариине» - [20]

Вскоре послышался характерный свист, исходящий от Х-209. Заправку топливом заканчивали, и ведущий инженер доложил, что через несколько минут самолет будет готов к полету.

Подъехала еще одна машина, она привезла Видера. Уже совсем рассвело, ветер усиливался. Было облачно, но над морем, откуда дул ветер, разъяснялось. Видер зашел в радиорубку, и оттуда раздался его голос:

— Кондор-три… Кондор-три… Каждые пять минут передавайте направление и скорость ветра.

Шли последние приготовления. Пожарная и санитарная машины заняли свои места. Видер, который снова оказался рядом с Енихе и Еккерманом, легонько хлопнул Отто по плечу:

— Пока, Оттохен. Жидкостными камерами при взлете не пользуйся: встречный ветер поможет тебе взлететь.

На Енихе натянули комбинезон, шлем с кислородной маской, и он, переваливаясь с ноги на ногу, как водолаз, работающий на больших глубинах, направился к самолету. Ему помогли взобраться в кабину. Здесь он подсоединил шлемофон и услышал голос Еккермана.

— Как слышимость?

— Отличная. Разрешите запуск?

Последовала пауза. Отто знал, что в это время Еккерман запрашивает последние данные о положении в воздухе. Енихе еще раз оглядел приборы.

Кабина была вынесена в самый нос, и обзор был очень хороший. Сиденье летчика, зажатое боковинами, располагалось перед панелью приборов, походившей на многоглазое чудовище. Стрелки и шкалы, выкрашенные специальной фосфоресцирующей краской, при дневном свете отсвечивали разными оттенками: синеватым, фиолетовым, желтым… Их было множество. Взгляд Отто скользнул по манометрам жидкостно-реактивного двигателя и указателю температуры в реактивной трубе. Он потрогал рычаг с блестящей никелированной ручкой жидкостно-реактивного двигателя. Справа, на сиденье, была ручка для сбрасывания фонаря и катапультирования. На щитке отдельно — два черненьких тумблера, включающих жидкостно-реактивные камеры. Енихе закрыл глаза, и его руки безошибочно, вслепую, выполнили команды, которые подал мозг. Видер много раз заставлял его проделывать все эти операции на тот случай, если придется управлять самолетом при плохой видимости.

— Запуск разрешаю!

Енихе нажал кнопку электростартера. Раздалось жужжание компрессора, потом выхлоп, похожий на выстрел, и самолет дрогнул. В зеркале сбоку, Отто увидел, как из хвостовой части реактивной трубы вырвался огонь. Он прибавил тягу, и факел достиг длины пяти-шести метров.

— Разрешите взлет?

— Взлет разрешаю…

Енихе отпустил тормоза, передвинул ручку подачи топлива, и Х-209 медленно покатился по взлетной дорожке.

— Прибавь тяги, Оттохен! — раздалось в шлемофоне.

Самолет оторвался от земли и стал карабкаться вверх.

— Хорошо! — это был голос Еккермана. — Следите за температурой газов, за турбиной и расходом топлива.

Альтиметр уже показывал 3200 метров. Скорость достигла 750 километров в час. Енихе вошел в облако. Острый нос машины буравил его, но самолет только чуть подрагивал. Скорость увеличивалась, и свист двигателей стал еще тоньше, пронзительнее. Только сейчас Енихе понял, почему Видер назвал эту машину «дьяволом». Скорость, с которой он еще никогда не летал, зловещий свист, сопровождающий полет, и вынесенная далеко вперед кабина создавали впечатление, что он летел не на самолете, а на помеле, на фантастическом снаряде, черт знает на чем, трудно было подобрать сравнение.

Он крепко держал штурвал и невольно чуть отстранялся, когда нос истребителя врезался в облака.

Енихе сделал разворот, и, хотя он был нерезкий, в голове зашумело от прилива крови, на руки и ноги будто подвесили пудовые гири.

Отто потянул ручку на себя, и самолет полез вверх. Постепенно перед носом машины светлело, вскоре она вышла из облаков, и Енихе зажмурился от яркого света. Теперь облака лежали внизу неподвижной бесформенной белой грудой.

— Пока все нормально, набираю высоту, — передал Отто.

— Время! — это сказал Еккерман с далекой земли.

Отто взглянул на циферблат, он уже был семь минут в полете. В просветах между облаками показался «Мариине». Стрелки приборов ЖРД были в пределах нормальных отклонений. Пора.

— Через пять секунд включаю первую камеру, — сообщил Отто. Он потянулся к тумблеру. Пять, четыре, три, две, один… Легкий щелчок, взрыв… Отто с огромной силой прижало к сиденью.

Через десять секунд он включил вторую камеру, и машина, как взбесившийся конь, закусив удила, рванулась вперед. На этот раз Отто почему-то легче перенес перегрузку. Уже через пять секунд он доложил:

— Обе камеры работают нормально. Скорость — девятьсот пятьдесят.

Машина была послушна малейшим движениям летчика, пока не началась тряска. Она началась внезапно; будто автомобиль, шедший с большой скоростью по асфальту, выскочил на вдрызг разбитую, покрытую ямками дорогу. Теперь самолет почти не слушался рулей.

— Прибавь еще тяги, Оттохен, — это Видер пришел ему на помощь.

Отто передвинул ручку подачи топлива, его легонько отбросило назад и… тряска прекратилась. Самолет снова стал послушен. Приближалась вторая граница флаттера. Довольно. Отто выключил первую камеру, его бросило вперед, он чуть не разбил шлем о щиток приборов. Снова началась лихорадочная тряска. Отто выключил вторую камеру, чтобы погасить скорость.