Кто поставил Горбачева? - [171]

.

«Когда мы с А. Вольским получили свое задание, – пишет В.А. Печенев, – Аркадий Иванович заглядывая в светлые, печальные глаза Горбачева, доверительно спросил его: «Михаил Сергеевич, а доклад на Пленуме Вы будете делать?». «Аркадий, не вые…ся… – «дипломатично ответил Горбачев»[2813].

О том, что Михаил Сергеевич готовил доклад для себя, он свидетельствует сам. Отметив, что после заседания Политбюро встретился с В.И. Болдиным, В.А. Медведевым и А.Н. Яковлевым, он пишет: «С Медведевым, Яковлевым и Болдиным договорились о концепции моего выступления на Пленуме. Подход был такой: сразу заявить обществу и всему миру наши позиции»[2814].

Следовательно, несмотря на неудавшуюся вечером 10 марта попытку решить вопрос о наследстве К.У. Черненко, Михаил Сергеевич не сомневался, что он будет избран генеральным секретарем.

«Примерно до трех, а то и до четырех часов утра, – пишет Е.К. Лигачев, – мы очень интенсивно работали – прямо в зале заседаний Политбюро»[2815].

В чем именно заключалась эта «работа», историкам еще предстоит выяснить. Но уже сейчас можно утверждать, что прежде всего она была связана с оповещением тех четырех членов Политбюро, которых вечером 10 марта не было в Москве.

Теперь многое зависело от того, приедут ли к следующему заседанию Политбюро В.И. Воротников, Д.А. Кунаев, Г.В. Романов и В.В. Щербицкий и какую они займут позицию?

Как видно из дневника В.И. Воротникова, первым в известность о произошедшем поставили его. Ему сообщили о необходимости «немедленно вернуться в Москву» в столице Черногории Титограде «примерно в 19.40 по местному времени», т. е. около 20.40 по московскому[2816].

Когда был поставлен в известность о необходимости срочного возвращения в Москву В.В. Щербицкий, мы не знаем. Единственно, что явствует из воспоминаний его помощника В.К. Врублевского, это произошло утром 10 марта[2817]. Утром – значит, не позднее 12 часов.

Как же В.В. Щербицкий мог получить вызов в Москву утром, если К.У. Черненко умер вечером? Причина этого заключается в разнице времени у нас и за океаном.

Чтобы на этот счет иметь более точное представление, необходимо учесть, что делегация Верховного Совета СССР[2818] вылетела в США 3 марта[2819]. В тот же день она прибыла в Вашингтон[2820] и находилась здесь до 9 марта, после чего «отправилась в поездку по стране», сначала в Техас [2821], затем в в Калифорнию (Сан-Франциско). С 4 по 10 марта «Известия» ежедневно информировали читателей об этом визите. 11 – го и 12-го информация о нем исчезала со страниц газеты[2822].

В Сан-Франциско делегация прибыла 10 марта, по одним данным, утром, по другим данным – вечером. «Весть о смерти К.У. Черненко, – вспоминал Г.А. Арбатов, – застала меня в США, в Сан-Франциско, куда мы только утром прибыли с парламентской делегацией во главе с В.В. Щербицким»[2823]. А вот воспоминания Б.И. Стукал и на: «Мы вылетели на военных самолетах в Сан-Франциско» и «прибыли туда вечером 10 марта»[2824].

Очевидно, что Г.А. Арбатов указывал местное, а Б.И. Стукалин московское время. Разница во времени между Москвой и Вашингтоном 8 часов, между Вашингтоном и Сан-Франциско – 3 часа. Когда врачи констатировали смерть К.У. Черненко, в Москве было 19.20, в Вашингтоне – 11.20, в Сан-Франциско 8.20.

Следовательно, если В.В. Щербицкий получил в Сан-Франциско предложение срочно вернуться домой утром 10 марта, т. е. до 12.00 по местному времени, то это было не позднее 23.00 по московскому времени.

Из четверых отсутствовавших в тот вечер в Москве членов Политбюро, единственным, кто мог успеть в Кремль к 22.00, был Г.В. Романов. От Паланги в Литве, где он отдыхал, не более получаса до Клайпеды, от Клайпеды на самолете около часа до Внуково, от Внуково до Кремля около получаса. Итого, два часа.

Однако на вечернем заседании Политбюро 10 марта Григория Васильевича не было. «Я, – вспоминал он, – узнал о смерти генсека только в 23 часа, когда мне позвонил заведующий Общим отделом ЦК K.M. Боголюбов. На мой вопрос, почему не позвонили раньше, он отвечал: мне не сказали»[2825].

Получив информацию о смерти К. У. Черненко, Г.В. Романов хотел сразу же лететь в Москву. Однако здесь произошел еще один «сбой».

Выступая 13 марта 2005 г. в программе В.В. Познера «Времена», Геннадий Хазанов обнародовал следующий факт. Летом 1985 г. в беседе с ним первый секретарь Клайпедского горкома КПСС Шлижус сообщил, что вечером 10 марта 1985 г. им была получена шифрограмма. В ней предлагалось не расчищать летное поле на клайпедском аэродроме для экстренного отлета Г.В. Романова в Москву и предложить ему лететь в Москву из Вильнюса. Между тем от Клайпеды до Вильнюса не менее трех часов езды, особенно если учесть ночное время. Присутствовавший на передаче В.В. Познера М.С. Горбачев отнес эту историю к разряду небылиц[2826]. Однако ни у Г. Хазанова, ни у Шлижуса не было оснований сочинять ее.

Упоминая о вечернем заседании Политбюро 10 марта, Д. Кунаев писал: «На это заседание не были приглашены ни Щербицкий, ни Романов, и с запозданием был приглашен я, находившийся в 4 часах лета от Москвы»[2827].

В отличие от Г.В. Романова Д.А. Кунаев не мог добраться до Москвы к 22.00 даже в том случае, если бы его своевременно вызвали в столицу. Но главное в другом. Чем позже Г.В. Романов, Д.А. Кунаев и В.В. Щербицкий могли добраться до Москвы, тем меньше возможности было у них встретиться или переговорить друг с другом по правительственной связи, обменяться мнениями с В.В. Гришиным, НА Тихоновым, другими членами Политбюро и тем самым вмешаться в ход событий.