Кто он и откуда - [16]

К вечеру он собрался домой, попрощался с матерью, которая не стала его уговаривать остаться (это показалось обидным), и, прощаясь с Людой, задержал ее влажные пальцы и сказал с усмешкой:

— Так случилось, что вы вроде бы отняли у меня мать.

Она высвободила пальцы и сказала:

— Что вы этим хотите сказать?

— Ничего… Вам будет тяжело с ней.

— Наоборот. Она мне говорила, что всегда мечтала о девочке, а теперь вот… я у нее.

Она говорила это и смотрела на Сашу долгим, немигающим взглядом, словно пристально следила за теми чувствами, которые испытывал он, слушая ее.

— Не знал, — проговорил Саша. — Проводите меня, мне надо поговорить.

— Нет, — сказала Люда, не сводя с него глаз. — Не хочу выходить из дома. И вообще не хочу.

— А вы похожи… внешне, на своего отца, — сказал Саша.

— А мне все равно, на кого я похожа… И вообще мне все равно!

Она вдруг опять заплакала и, отвернувшись, сгорбившись, жалко сказала:

— Я не знаю, что мне делать! Лучше бы вы сегодня остались у нас.

И Саша легко согласился.

В сумерках, нежданно-негаданно явилась тетка, которая днем, сославшись на недомогание, поехала сразу домой. Она с трудом справлялась со своей шумной одышкой и, переводя дыхание, удивленно спрашивала:

— Чтой-то вы в потемках? При свечах?

И, усаживаясь на табуретке возле двери, над которой чернел запыленный щиток с электропробками, говорила о дороге, о толкотне в поезде, о вежливом каком-то молодом человеке, который уступил ей место.

— А ты, Сашок, пробки чинишь? Перегорели?

Саша отвечал сверху, что тут они уже второй день сидят в потемках. Люда, высоко подняв руку, светила ему колеблющимся огоньком стеариновой свечи. Рука у нее устала, и она поддерживала ее за локоть другой.

— А проволока тонкая? — спросил Саша. — Нашел… Здесь есть кусочек. Вот только очистить…

Он спрыгнул со стремянки, держа в руках обрывок провода.

— А где-то тут клещи? — спросил Саша.

Все стали оглядываться, Люда повела осторожно свечой, освещая краешек стола, пол, какой-то сундучок с покатой окованной крышкой. Но клещей не было.

— Тетя Варь, — сказал Саша, — а ну-ка поднимись. Может, сидишь на клещах?

— Как не стыдно, Сашенька… Как же это на клещах можно сидеть? — говорила тетя, поднимаясь, и вдруг растерянно ахнула.

Тут уж и мать не могла удержаться от улыбки, а Люда так смеялась, что Саша осторожно взял у нее из рук свечку и передал тете, которая была смущена и которая, как казалось Саше, нарочно теперь уже ломала эдакую глупую и толстую бабу, выставляя себя на посмешище, лишь бы не гасла на лице у сестры улыбка.

Когда лампочки в комнате вспыхнули и старый, выцветший, огромный абажур повис в желтом сиянии над столом, тетка достала из сумки большую черную бутылку кагора и, зная наперед, что сестра будет отказываться, сказала решительно:

— И я тоже выпью рюмочку.

Люда мяла, в пальцах кусочек теплого стеарина и, сидя за накрытым столом, оцепенело и зябко смотрела в пустоту белой, отглаженной до блеска скатерти. Саша и раньше успел уже заметить этот зябкий, стынущий взгляд, который вдруг сковывал девушку, уводил куда-то, цепенил лицо отрешенностью… В эти минуты, когда так вот забывалась она, Саша тайно разглядывал ее, зная, что она не заметит… И это доставляло удовольствие — следить и изучать, понимать лицо девушки, которая странным образом приходилась ему теперь сводной сестрой. У нее была гладкая, полированная кожа. И вся она, как затаенное дыхание, была тиха и золотилась над снежной скатертью… Такие девушки ему нравились, но к этой, непонятной и грустной, к этой, у которой теперь одна с ним мать на двоих, он испытывал незнакомое доселе, но, по всей вероятности, обыкновенное братское чувство… И конечно, непреодолимое любопытство.

И однажды она вдруг уловила его взгляд. Вышла из своей задумчивости, глаза ее вскинулись, она вздохнула и радостно улыбнулась Саше, который не успел отвести глаза. Он тоже ей улыбнулся.

— Что? — спросила она, вся подавшись в его сторону с виноватой, растерянной улыбкой, словно очень важное что-то не расслышала и теперь, чувствуя себя виноватой, просила повторить.

— Нет, я молчу, — сказал Саша, смущаясь. — Я думал о том…

Он смотрел на ее пальцы, которыми она мяла стеарин, и ему хотелось самому подержать этот кусочек растаявшей свечи. Он протянул руку и отобрал у нее этот кусочек.

— …Думал о том, что у вас здесь очень тихо, — говорил он, усаживаясь на свой стул и разглядывая стеарин, который, показалось ему, был горяч и нежен, как ее пальцы, как ее кожа. — А мы теперь кто? — спросил он с удивлением.

— Как? — тоже удивленно спросила Люда.

— Брат и сестра?

Она не ответила и с каким-то обжигающим подозрением оглядела Сашу.

Ночевать он так и не остался в этом доме. Когда Люда вышла запереть за ним калитку, он остановился на дорожке и спросил:

— А все-таки почему он так быстро женился?

Он сказал это с нарочитой хмуростью, уверенный, что Люда обидится и не ответит, но она охотно ответила, словно давно дожидалась этого вопроса или давно носила в себе этот постоянный вопрос и мучительный ответ. Она сказала шепотом:

— Они очень дружно жили с мамой, с моей… И мне тоже казалось очень обидным и даже ужасно! Я ругалась… А он сказал, что ему некогда ждать, потому что не молод, а вот если бы был молодым, тогда он мог бы долго не жениться… Я понимала, это просто так он сказал, чтобы я отстала, хотя я и не очень-то приставала к нему с этим… Просто он очень беспомощный, и мама… моя всегда была нянькой. Я понимаю…