Кто командовал советскими партизанами. Организованный хаос - [59]

Всего же из 41 человека 7 (17 %) было репрессировано, 22 (54 %) репрессиям не подвергалось и о 12 (29 %) не имеется достоверной информации. По крайней мере, 21 человек (51 %) впоследствии принимал участие в Великой Отечественной войне.

Таким образом, можно утверждать, что, во-первых, не было целенаправленных репрессий против людей, участвовавших в работе по линии «Д» и что, во-вторых, существовала целенаправленная политика по сохранению партизанско-диверсионных кадров. Это позволяет серьезно скорректировать существующую картину отношения военного и политического руководства страны к партизанско-диверсионной работе.

Впрочем, нет сомнений, что в ходе «Великой чистки» работа по линии «Д» потерпела серьезный урон, измерявшийся не в количестве репрессированных сотрудников, а в дальнейшей «заморозке» самой работы. Согласно воспоминаниям П. А. Судоплатова, «планы Я. Серебрянского по созданию спецназа в 1938 году на базе имевшейся при Особой группе школы по подготовке диверсантов реализованы не были в связи с его арестом».[423]

V. Призрачная альтернатива

Подготовка в Советском Союзе кадров для специальных операций в тылу противника была мероприятием, сильно повлиявшем на дальнейшее развитие советских сил специального назначения. Схожие по идее мероприятия проводились в это же время и правительствами многих европейских стран, в том числе Германии; в Советском Союзе, однако, работе по линии «Д» был предан небывалый размах и блеск.

Из этого И. Г. Старинов делает вывод: если бы работа по линии «Д» не была бы свернута, то «заранее созданные, хорошо обученные и оснащенные партизанские формирования смогли бы коренным образом изменить ход Великой Отечественной войны в нашу пользу, ибо эти партизанские силы были в состоянии в результате тщательно спланированной и подготовленной операции крупного масштаба отрезать вражеские войска на фронте от источников их снабжения, когда те подошли бы к укрепрайонам».

«Нет слов, — присоединяется к этой точке зрения С. А. Ваупшасов, — шесть белорусских отрядов не смогли бы своими действиями в тылу врага остановить продвижение мощной немецкой армейской группировки, наступающей на Москву. Но замедлить бы сумели! Уже в первые недели гитлеровского вторжения партизаны и подпольщики парализовали бы коммуникации противника, внесли дезорганизацию в работу его тылов, создали бы второй фронт неприятелю. Партизанское движение в Белоруссии смогло бы быстрее пройти стадию организации, оснащения, накопления опыта и уже в первый год войны приобрести тот могучий размах, который оно имело в 1943–1944 годах».[424]

Следует, однако, заметить, что подобные построения не вполне корректны. Во-первых, партизанско-диверсионная работа в начале 30-х it. была ориентирована на противодействие армиям Польши, Румынии, возможно, прибалтийских государств, но никак не против вооруженных сил Германии. Во-вторых, в начале 30-х гг. прямо предполагалось оставление противнику обширной территории (как минимум до линии УРов). Можно по-разному оценивать внешнеполитические планы советского руководства накануне войны, однако вне зависимости от того, предполагалась ли наступательная война или нет, не вызывает никаких сомнений, что потеря таких обширных территорий не планировалась ни при каких условиях. «Если бы кто заикнулся еще 20 июня 1941 г. о возможности подпольной борьбы наших людей на Украине, в Белоруссии, под Смоленском, в Литве в случае нападения фашистских войск, то такого зачислили бы в паникеры», — резонно замечает в своих воспоминаниях будущий начальник Украинского ШПД Т. А. Строкач.[425] Именно поэтому воплощение планов начала 30-х гг. в 1941 г. было уже невозможным. «Когда в 1941 году мы с участием С. Ваупшасова, Н. Прокопюка, К. Орловского, проанализировали эти планы, то оказалось, что они были совершенно неадекватными обстановке, которая сложилась к тому времени», — вспоминал впоследствии П. А. Судоплатов.[426]

Другое дело, что опыт и наработки 30-х гг. в области партизанской и диверсионной борьбы могли бы быть применены и в новых внешнеполитических условиях; отказ от их использования был, безусловно, непростительной ошибкой.

Эта ошибка была осознана достаточно скоро. Непосредственно перед началом Великой Отечественной войны соответствующим подразделениям НКГБ и Разведуправления (фактически П. А. Судоплатову и Х.-У. Д. Мамсурову) было дано «добро» на создание специальных подразделений для действий во вражеском тылу. К началу агрессии Германии фактически началось формирование подразделений специального назначения в Западном Особом, Киевском, Ленинградском и Одесском военных округах. Но завершить эту работу, к сожалению, не удалось.

Итоги

Как видим, реальная история подготовки партизанской войны в предвоенный период сильно отличается от описанной Резуном.

Во-первых, подготовка по линии «Д» была далеко не так эффективна, как принято считать; кроме того, в условиях 1941 г. разработанные в начале 30-х гг. мобилизационные и оперативные планы действий партизанских подразделений оказались неприменимыми.

Во-вторых, в 30-е гг. партизанские кадры готовили не только для действий на собственной территории, но и для использования на территории противника. Следовательно, свертывание работы по линии «Д» не было связано с агрессивными намерениями советского руководства. В противном случае эта подготовка была бы продолжена.