Кто — кого? - [71]

С самых разных сторон физики и физиологи, математики и инженеры идут к решению этих загадок. Забираются в мозг скальпелем и электродом. Слой за слоем изучают его строение, пытаясь установить функциональные связи в отделах и между отделами мозга. Изучают биотоки мозга, биотоки отдельных клеток и групп клеток, строят электронные модели нейронов, собирают из них искусственные нервные сети и структуры, проникая в механизмы сложных рефлексов и пытаясь проникнуть в механизмы мышления.

Эта работа неизбежно связана с догадками, предположениями, многочисленными гипотезами. В различных сочетаниях и в самом тесном соседстве тысячи раз повторяются слова «машина», «мозг». Иногда о непроверенной гипотезе говорится как об абсолютной истине; результат, полученный на простенькой модели, обобщается на сложную систему. Тогда задача представляется более наглядной и более простой, чем в действительности, и как логическое следствие работа мозга кажется (только кажется!) более глубоко познанной, а возможности вычислительных машин — более могучими и всеобъемлющими, чем в действительности.

Так обстоит дело потому, что всегда существуют противоречия между чисто логическими построениями и физическими реализациями, как существуют противоречия между фантазией и действительностью.

Обратимся к простому примеру, для чего еще раз вернемся к автоматам с цифровым управлением.

Пусть электронная машина управляет обработкой какого-либо изделия на станке с цифровым управлением. Достаточно мощная машина может программу управления рассчитать со сколь угодно высокой точностью: в этом отношении ее возможности практически неограниченны. При таком расчете каждый знак после запятой для вычислительной или управляющей машины полон, если можно так выразиться, глубокого смысла.

А станок? Обработать изделие с точностью до 0,1 миллиметра сравнительно легко. Обработать это же изделие с точностью до 0,01 миллиметра уже очень сложно. Точность 0,001 миллиметра близка к пределу, приближаясь к которому мы вступаем в область, где начинает ощущаться жизнь металла. А еще на один-два знака точнее работают единичные машины, и среди них знакомая нам делительная машина.

Итак, для станка имеют смысл первая, вторая, третья значащие цифры после запятой. Все остальные цифры для станка останутся «пустым звуком». Физические ограничения (упругие и тепловые деформации, зазоры и люфты, износ инструмента и т. д.) сведут на нет все прямые попытки управляющей машины принудить станок работать по расчетной программе. Чтобы управляющая машина могла заставить станок воспринимать хотя бы еще один знак, надо ее сначала «научить» теории упругости и динамике, химии и физике, способам термообработки и технологическим приемам изготовления сверхточных деталей станка. Управляющую машину надо будет научить «конструированию», а это особенно трудно.

Короче говоря, при рассмотрении даже такой узкоограниченной технической задачи окажется, что гипотетическая управляющая машина должна обладать способностями и свойствами целого коллектива людей, разносторонне образованных, талантливых, трудолюбивых, творчески относящихся к своему делу.

Чтобы создать такую машину, надо объяснить конструктору, что такое творческий процесс, талант, мышление, объяснить не по-общежитейски, а так, чтобы у конструктора возникли определенные количественные представления.

Наверное, наступит такой день, когда человек поймет во всех подробностях и тонкостях, как устроен и действует его мозг, и сумеет построить «настоящий» электронный мозг. Он сумеет по своему желанию изменять и совершенствовать созданную им конструкцию и эффективно использовать ее возможности; в этот день человек станет «сверхчеловеком».

Что он будет делать на следующий день? Конечно, возьмется за создание электронного «сверхмозга». Он ему будет просто необходим, поскольку для решения тех задач, которые перед собой поставит «сверхчеловек», обычный «настоящий» электронный мозг будет подходить так же мало, как сейчас мало подходят конторские счеты для определения траекторий спутников.

Человек будущего по своим знаниям и возможностям будет превосходить нашего современника настолько, насколько современный человек превосходит своего первобытного предка; и в музеях будущего на наши электронные машины будут смотреть так, как мы в наших музеях смотрим на каменные топоры и ножи.

Будут ли «мыслить» автоматы будущего? Конечно, будут. Но они будут «мыслить» совсем не так, как мыслит человек. Чем сложней технологический процесс, тем все меньшим и меньшим становится сходство между тем, как его выполняют человек и автомат, тем яснее видна вся глубина различия между живым организмом и техническим устройством.

В этом нас убеждает вся история развития техники, и вряд ли дело кардинальным образом изменится, когда люди вплотную подойдут к созданию мыслящих автоматов.

По мере того как все точнее будет познаваться механизм мышления, все яснее станет, что для технической (а не естественной) реализации этот механизм малопригоден, что функции, выполняемые им, гораздо лучше реализуются при совершенно иной схеме, что технологический процесс «мышления» автомата должен быть совершенно не таким, как «технологический процесс» мышления человека.