Кто изобрел Вселенную? Страсти по божественной частице в адронном коллайдере и другие истории о науке, вере и сотворении мира - [78]

Красота ночного неба погибла для меня. Я больше не могла на него смотреть. Я плакала в подушку, слезы юношеского отчаяния текли долго и медленно… Холодная пустота охватывала меня всякий раз, когда я задумывалась о том, что на самом деле происходит в глубинах космоса или атома. Поэтому я изо всех сил старалась ни о чем подобном не думать[401].

Я прекрасно понимаю Урсулу Гуденав, хотя когда я сам проходил эту же атеистическую фазу, мне, наоборот, хотелось глядеть в бездну отчаяния. Если порядок вещей именно таков, думал я, лучше с ним свыкнуться. Лучше смотреть реальности в лицо и не обращать внимания на соблазнительные идеи смысла, надежды и «метафизического утешения» (Ницше).

В первый семестр в Оксфорде, где я изучал физику, я наконец понял, что это не более чем способ смотреть на мир, а вовсе не точное описание мироустройства. Я навязывал космосу бессмысленность. А на самом деле это просто то, что видишь, если смотреть на мир сквозь определенного сорта очки (то есть ориентируешься на набор не вполне подтвержденных теоретических представлений). А что будет, если надеть другие очки? Что если посмотреть на мир сквозь призму Бога? Согласно теистической схеме? И тогда я обнаружил, что с позиции веры ночное небо выглядит совсем иначе.

Нарратив веры лишь усилил мой восторг перед просторами Вселенной – и при этом добавил слой толкования и осмысления, который позволил мне по-новому взглянуть на себя самого. Пусть я очень мал, пусть величие космоса ошеломляет меня. Зато Богу есть до меня дело. Как пишет Салман Рушди, «Религия помогает понять, почему жизнь так часто заставляет нас чувствовать себя очень маленькими, поскольку убеждает нас, что мы меньше, чем на самом деле, но при этом у нас, напротив, возникает ощущение, что мы уникальны»[402]. Нарратив веры задает аппарат, позволяющий свести воедино идею огромности космоса и идею личной значимости и составить из них осмысленное целое.

В 1990 году исследовательский космический аппарат «Вояджер» по пути к границам Солнечной системы сделал снимок, который стал едва ли не самой знаменитой фотографией на свете. Через 12 лет после запуска «Вояджер» достиг планеты Сатурн и отправил на Землю ее снимки. Астроном Карл Саган предложил, чтобы аппарат запечатлел и Землю с расстояния около шести миллиардов километров. После долгих дискуссий НАСА согласилось с ним. И тогда на Землю пришла знаменитая фотография «голубой точки» на фоне темного космического пространства – «одинокая искорка на фоне великой всеохватной космической черноты»[403]. Как верно подчеркивал Саган, «портрет нашего крошечного мира издалека» показал положение вещей в перспективе. Как мы малы, как мы ничтожны по сравнению с просторами космоса!

Я и сегодня часто смотрю на эту фотографию с «Вояджера» – миниатюрную «голубую точку», наш космический дом. И невольно вспоминаю при этом один псалом, в котором, мне кажется, давным-давно были переданы все те мысли и чувства, которые возникают у меня при виде этой «одинокой искорки».

Когда взираю я на небеса Твои – дело Твоих перстов, на луну и звезды, которые Ты поставил, то что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его? (Псалом 8: 3–4.)

Этот псалом славит человека как часть Божьего творения, которую Господь ставит и любит превыше всего остального. Наша жизнь – прикосновение к трансцендентному. Если нарратив веры правильно описывает реальность – а этого я не могу доказать, – значит, существует общая картина, и она огромна. Однако на ней есть место каждому из нас, и каждый из нас в силах изменить ее.

Заключение

Эта книга – промежуточный отчет с переднего края науки и веры, обязательство, которое никогда не будет «исполнено» – отчасти потому, что и наука, и вера очень подвижны, а отчасти потому, что один человек никогда не сможет охватить и впитать их целиком. Любой обогащенный нарратив – явление временное, в точности как наука, однако он просвещает и вдохновляет, как религия. Я по-прежнему иду путем открытий, который уже привел меня к новому взгляду на мир и на себя самого, к размышлениям о главных вопросах бытия благодаря общению с умом и воображением людей куда более великих. О тяготах и радостях подобного интеллектуального пути прекрасно пишет в одном из своих романов Марсель Пруст:

Единственное подлинное путешествие, единственный источник молодости – это не путешествие к новым пейзажам, а обладание другими глазами, лицезрение Вселенной глазами другого человека, сотен других людей[404]. (Пер. А. Франковского.)

В этой книге представлена карта моего пути открытий и интеллектуальной перестройки, благодаря которому я разработал и усвоил обогащенный нарратив реальности, сплетя воедино нарративы естественных наук и христианской веры. Я не собираюсь никому его навязывать, однако хочу поделиться найденным и объяснить, почему мне кажется, что такое мировоззрение приносит экзистенциальную радость и выдерживает интеллектуальные испытания. Этот метод сплетения нарративов не ограничивается наукой и христианством, сюда легко и просто вплетать и другие нити.

Я пытался передать (хотя это мне, скорее всего, не удалось), какой восторг и ощущение интеллектуальной полноты охватывают меня при исследовании той ярчайшей, живой картины реальности, которая возникает, если позволить науке и религии критиковать и обогащать друг друга. Границы науки и веры размечены как попало, на них происходят постоянные столкновения. Но хотя многие считают, что раз есть граница, ее надо всячески оборонять, мне кажется, что она должна быть проницаемой, что она так и просит, чтобы ее исследовали, чтобы ее переходили в обе стороны и находили разные интересные способы ее размывать, поскольку это очень перспективно.