Кто хочет стать президентом? - [34]

Американцы переглянулись. Им показалось, что в жесте кандидата прослеживается некий символический смысл: приблизим, дескать, наш разговор к природе, где таится душа народа, который мы собираемся осчастливить.

Русские переглядываться не стали. Почти все они уже не раз видели эту картинку, ибо в последние годы участвовали и в других политических маевках, многие из которых устраивались именно в этом пансионате.

– Итак, – сказал значительно, но дружелюбно Капустин, – вот мы и вместе.

Предполагалось, что заседание откроет парой фраз Андрей Андреевич, но он резонно заявил своему шефу безопасности, что, поскольку встречаются они как раз со специалистами по фразам, он предпочел бы послушать.

– Ты же сам прекрасно знаешь, что никакой выпестованной мысли-программы у меня нет, так и зачем?

Соображение показалось Капустину правильным. К чему вгонять сотрудников в депрессию столь ранним знакомством с истинным уровнем мыслительных способностей их шефа.

– Представьте себе арбуз, – продолжал Капустин, – все косточки внутри него расположены в общем-то врозь, но зато вся влага общая. Другими словами, много разных отдельных мыслей, но результатом должна стать единая сочная сладость победы. Это образ действий нашего будущего штаба. И по-другому быть просто не может. В развитие образа арбуза: глядя на него, мы невольно представляем его разрезанным. То есть в работе штаба предусмотрено наличие некоторых средних по размеру конструктивных элементов. Долей. Вы, собранные в этой комнате, относитесь к одной из таких долей. Назовем ее, допустим, «специалисты по русской душе», «группа креативных разработок» – в общем, как хотите, так и самоназывайтесь. Ваша цель-задача – нащупать те точки, в которых цели Андрея Андреевича Голодина как кандидата соприкасаются со скрытыми струнами той самой пресловутой «таинственной русской души».

– Поэтому мы позвали для этой цели американцев? – спросил Артем Владиславлев, ковыряя ногтем подлокотник кресла.

Бэнкс и Парачини никак не отреагировали на этот выпад, словно не они были тут американцами. Происходящее пока полностью вписывалось в стандартную схему «выборов в стране неполноправной демократии».

Капустин ласково улыбнулся Владиславлеву. Вот и началось распределение ролей в труппе. Спасавшийся на атомной подлодке от греко-грузинского беспредела литератор этим выпадом забронировал за собой роль главного патриота.

– Иногда трезвый взгляд со стороны стоит дороже, чем тупое самолюбование, – ответил безногий.

Капустин улыбнулся и ему. Есть у нас теперь и явный либерал. Очень хорошо.

– Должен вас предупредить, хотя, я думаю, вы и сами догадываетесь: наш арбуз большой, или, правильней сказать, будет большой. Пока на нашей политической бахче лежит снег, но весенние гонки арбузов уже объявлены. Так что за работу. Да, и еще. В нашем штабе будет много подразделений. Предостерегаю против некоторых самых распространенных заблуждений, чтобы потом не было сильных разочарований. Помимо вашей команды на общий результат будет работать еще много «долей», мы рассчитываем получать и использовать «косточки» самыми разными путями. Поэтому не расстраивайтесь, если не ощутите главенствующего присутствия именно ваших идей в результирующем векторе поведения нашего кандидата. Короче говоря, одна из заповедей вашей работы – не тянуть одеяло на себя, не лоббировать свои наработки в ущерб общей выгоде. Ну, это я, кажется, немного забегаю вперед. У нас есть время, но оно уже пошло. Знакомьтесь. Налаживайте взаимопонимание.

Когда Андрей Андреевич и Капустин выходили из зала, мистер Бэнкс спросил на хорошем русском языке, а кто будет старшим в их «доле» и предполагается ли вообще роль шефа на данном уровне.

Кирилл Капустин улыбнулся ему даже дружелюбнее, чем улыбался перед тем своим соотечественникам, и сказал, что старший предполагается, но этот вопрос в стадии обсуждения.

– Шеф придет в последний момент, – сказал Лик, специалист по восточным менталитетам. Русские коротко хмыкнули, американцы не поняли этой киношутки, но Парачини, кажется, догадался, что было пошучено, и с неприятной пытливостью поглядел на Лика. Капустин же только кивнул. Теперь было ясно, кто будет играть роль острослова в банде. Нет, что ни говори, а он неплохой антрепренер.

Когда Андрей Андреевич и Капустин остались наедине в кабинете кандидата на втором этаже здания, начальник службы безопасности заговорил первым, не дожидаясь упреков и капризов начальника:

– Что вас смутило больше всего – безногий?

– И смутило. Зачем так-то уж? Что, разве нет мерзавцев с ногами для этой работы?

– Он не мерзавец, он талантливый и несчастный человек. Он лучше всех знает, как работать с такой материей, как несчастье, беда, горе, обездоленность.

– Мне-то это зачем? – искренне развел руками кандидат, и стало особенно заметно, какой он пышущий здоровьем и любовью к хорошей жизни человек.

– Вам-то, конечно, ни к чему, но как кандидат вы не можете не учитывать, что беда, горе или по крайней мере неустроенность в жизни – повседневный хлеб вашего будущего избирателя, и он должен почувствовать, что вы хотя бы подозреваете об этом.