Кто есть кто в мире террора - [43]

По примеру Андреаса Баадера Ульрика Майнхоф воспользовалась судом, чтобы в присутствии представителей прессы объявить о начале 13 сентября 1974 года коллективной голодовки узников РАФ. Эта голодовка, как и две предыдущие, сразу же была поддержана всеми членами РАФ, содержащимися в различных тюрьмах Западной Германии. В конце сентября адвокатами Ульрики Майнхоф из тюрьмы был тайком вынесен и опубликован документ, в котором Ульрика Майнхоф объясняла требования участников голодовки.

Голодовка является нашей последней возможностью коллективного сопротивления империализму в условиях изоляции. Борьба делает из слабости — силу. Изоляция — это оружие против всех пленников… Они изолируются, чтобы ликвидировать политизацию, ликвидировать любое сопротивление в тюрьме… Мы просим всех пленников, чтобы они вместе с нами боролись против изоляции. Ликвидация изоляции является единственным условием, которого мы добиваемся.

2 октября 1974 года пяти лидерам РАФ: Андреасу Баадеру, Гудрун Энсслин, Ульрике Майнхоф, Яну-Карлу Распе и Хольгеру Клаусу Мейнсу были предъявлены официальные обвинения в пяти убийствах, 55 покушениях на жизнь, шести взрывах, а также бесчисленном количестве поджогов и угонов автомобилей. Эти цифры были заведомо меньше чем итоги террористической деятельности «Фракции Kрасной армии». Прокуратура строила обвинение лишь на полностью доказанных преступлениях. Всего же рафовцы совершили более 100 покушений на жизнь, окончившихся 29 смертными исходами. Более 70 человек получили тяжелые ранения во время взрывов, организованных РАФ весной 1972 года.

9 ноября 1974 года в одиночной камере тюрьмы Виттлиш после 8-недельной голодовки (и насильственного кормления) скончался один из лидеров «первого поколения РАФ» Хольгер Клаус Мейнс. На следующий день на пороге своего дома был застрелен президент Западногерманского Верховного суда Понтер фон Дренкман. Это стало ответом РАФ на смерть своего товарища.

29 ноября 1974 года в Западном Берлине завершился судебный процесс над участниками освобождения Андреаса Баадера весной 1970 года. Вина Хорста Малера в освобождении Баадера не была доказана, тем не менее суд приговорил его к 14 годам лишения свободы за организацию «Фракции Красной армии» и участие в многочисленных разбойных нападениях. Ханс-Юрген Беккер был оправдан за недоказанностью обвинения. Роль Майнхоф в нашумевшем освобождении Баадера была известна всей Западной Германии. Западноберлинский суд приговорил ее к 8 годам тюремного заключения. Вместе с остальными членами РАФ ей еще предстояло предстать перед Федеральным судом.

Несмотря на то, что практически все первое поколение РАФ находилось за решеткой и ожидало приговора суда, РАФ-терроризму не был положен конец. Теперь члены организации сосредоточили свои усилия на освобождении своих товарищей. В ответ бундестаг 18 декабря 1974 года в качестве поправок к Основному закону ФРГ принял свод специальных законов. Впоследствии они получили известность как «Законы Баадер — Майнхоф». Были существенно расширены полномочия правоохранительных органов и спецслужб, в то время как права адвокатов и их РАФ-подзащитных были значительно ограничены.

27 февраля 1975 года днем был похищен кандидат на пост бургомистра Западного Берлина Питер Лоренц. 6 марта 1975 года мощный взрыв почти полностью разрушил парижский офис концерна «Шпрингер-Пресс». 24 апреля 1975 года в Стокгольме было захвачено посольство ФРГ. Имелись человеческие жертвы. Тем не менее западногерманские власти демонстрировали стойкость и не поддавались на ультимативные требования террористов.

21 мая 1975 года начался «процесс века» над первым поколением РАФ. Лидеры «фракции Красной армии» Андреас Баадер, Ульрика Майнхоф, Гудрун Энсслин и Ян-Карл Распе оказались на скамье подсудимых. Процесс стал чрезвычайным событием национального масштаба, самым громким после суда над нацистскими преступниками в Нюрнберге.

30 июля 1975 года Ульрика Майнхоф потребовала, чтобы суд над лидерами «Фракции Красной армии» рассматривался не как обычное уголовное дело, а как политический процесс, а за подсудимыми был признан статус политических заключенных со всеми вытекающими отсюда последствиями. Суд отверг эти требования, а Майнхоф, устроившая истерику, была удалена из зала.

19 августа 1975 года, на 21-й день заседания суда, лидерам РАФ Андреасу Баадеру, Ульрике Майнхоф, Гудрун Энсслин и Яну-Карлу Распе были выдвинуты официальные обвинения.

4 мая 1976 года, после длительного перерыва, Ульрика Майнхоф вновь появилась в зале суда. Она явно была в подавленном состоянии. Сидя на скамье подсудимых рядом с Гудрун Энсслин, Андреасом Баадером и Яном-Карлом Распе, она даже не взглянула в их сторону. Судя по виду, Ульрика находилась в состоянии тяжелейшей депрессии. Майнхоф пробыла в зале суда около 15 минут, после чего вернулась в свою камеру. Больше она из нее не выходила.

За последние месяцы пребывания в тюрьме в отношениях между ней и другими лидерами РАФ произошел раскол, особенно острый в отношениях с Энсслин. Террористы, находящиеся в подполье или на скамье подсудимых демонстративно игнорировали Ульрику. Ее больно задел поступок Жана Поля Сартра. Известный философ, посетивший в камере Андреаса Баадера, не нашел времени, чтобы встретиться с ней. Даже террористическая организации «Движение 2 июня», похитившая Питера Лоренца и потребовавшая освобождения всех узников, вплоть до «предателя Малера», отказавшегося от РАФ, не назвала ее имени. Получив возможность работать в своей камере, она писала длинные послания, адресованные Баадеру и Энсслин. Te не принимали ее писем. Лишь однажды Энсслин прислала Ульрике короткую записку, в которой сообщала, что ее претензии надоели и она не имеет никакого морального права считать себя членом «семьи». Складывалось впечатление, что страдания Ульрики Майнхоф доставляли удовольствие ее сообщникам, являясь развлечением тюремной жизни. Чтобы понять трагедию Майнхоф, нужно еще раз вернуться в ее прошлое. Несмотря на тяжелое детство, совпавшее с временем войн и нацизма, она росла в атмосфере любви и взаимной нежности. Отец, мать, Ренат Римек, сестры, друзья, товарищи по работе были искренними людьми, которые щедро одаривали Ульрику любовью и дружбой. Она нуждалась в них и столь же щедро дарила себя, не мыслила себя вне привычного круга семьи. Будучи человеком искренним; она была зависима от общения, нуждалась в ответной поддержке, в душевном тепле. Та же сила, которая заставляла ее так страстно реагировать на несправедливость (что стало причиной ее разрыва с обществом), оборачивалась против нее в неумении «просто жить». Это была трагедия нравственно и интеллектуально одаренного человека не сумевшего определить достойную цель для приложения своих усилий. Ее сила и страстность проявились в процессе борьбы. Общественное сочувствие, долгое время проявляемое к РАФ, было бы невозможно без участия Ульрики в движении, без нее деятельность РАФ выглядела бы куда более однозначно — как банды грабителей, прикрывающей кровь и насилие левыми романтическими лозунгами. В этом была особенная роль Ульрики: примкнув на волне революционного идеализма к движению, она идеализировала своих новых товарищей, создала для себя новую семью. В ней не было ни властности, ни корысти. Она была старше на десять лет, умнее и несоизмеримо моральнее остальных, не стремилась главенствовать — не «королева бандитов», а их «мать». Члены организации были не только соратниками по «революционной борьбе», но и любимыми «детьми», которыми она искренне восхищалась за их неприятие здравого смысла, отрицание любой формы компромисса, за презрение к «буржуазным ценностям» (в том числе, как оказалось, и к чужой жизни). И здесь Ульрику ждало поражение. Испытав соблазн насилия и найдя ему приемлемое для себя оправдание (с помощью той же Майнхоф), Энсслин, Баадер, Распе целиком приняли новый образ жизни, избавлявший их (во имя высоких идеалов) от угрызений совести. Ульрика, щедрым участием которой они воспользовались, со временем стала обременять их своими сомнениями и рефлексией. Это были цельные и жестокие личности иного, чем она, психического склада, не знающие сомнений, сочувствия и благодарности. Грубо говоря, Ульрику использовали, как использовали другого идеолога — романтика Хорста Малера. Нужно добавить, что проведенные в РАФ годы и последующее заключение разрушительно, сказались на самой Ульрике — она деградировала, была подвержена тяжелым депрессиям, перестала следить за своей внешностью. Последние месяцы она мало интересовалась ходом судебного процесса, отказалась от встреч с адвокатами, близкими и друзьями. Трудно было узнать в ней счастливую мать, эффектную женщину, блестящую журналистку. Все этоосталось в прошлом.