Кто есть кто в мире террора - [41]

В конечном итоге Майнхоф и ее друг и сообщник Герхард Мюллер нашли убежище в Ганновере, на квартире школьного учителя Фритца Родевальда, приятеля одного из друзей Ульрики. Ранее квартира иногда использовалась как временное укрытие террористов, однако сейчас ситуация переменилась. Родевальд придерживался социалистических взглядов и не скрывал своих убеждений. Это позволяло ему относиться к деятельности РАФ с некоторой долей сочувствия, но не более. Нынешние события вызывали у него активное неприятие. И не только в силу ответственности за укрывательство террористов. Налицо было глубокое расхождение во взглядах между эволюционными взглядами на общественное развитие у Родевальда и экстремистскими — у Майнхоф и ее сообщников. Тем не менее Родевальд колебался, выдача полиции доверившихся ему людей граничила с предательством. Конец моральным терзаниям Родевальда положила его подруга. Она сняла трубку телефонного аппарата и набрала номер полицейского участка.

15 июня 1972 года оперативники окружили квартиру Родевальда. Мюллера задержали, когда он вышел на улиц чтобы позвонить из автомата. Он попытался выхватить пистолет, но был сбит с ног навалившимися полицейскими. Затем оперативники тихо постучали в дверь, на пороге квартиры появилась сама Майнхоф. Ее скрутили и надели наручники раньше, чем она успела понять, что происходит. Сначала она заплакала. Затем последовал взрыв ненависти. Она пыталась вырваться, осыпала полицейских отборной руганью. Крики были слышны за несколько кварталов. Её выволокли на улицу и доставили в отделение КРИПО. Среди личных вещей Ульрики Майнхоф полицейские обнаружили три пистолета, несколько ручных гранат, автомат, «бейби-бомбу».[31] Вознаграждение за выдачу Ульрики Майнхоф Фритц Родевальд перечислил в недавно созданный фон помощи арестованных членов РАФ. Этот факт характеризует типичную для того времени ситуацию. Многие обыватели осуждали террор, тем не менее с симпатией и сочувствием относились к участникам движения.

На следующий день в газетах были опубликованы сенсационные фото Ульрики Майнхоф, сделанные в следственном изоляторе тюрьмы «Оссендорф» и непонятно как попавшие в прессу. Судя по одутловатому, распухшему лицу Ульрики, было видно, что она нещадно избита. Власти поспешили с опровержением: по их сообщению, плачевный вид Майнхоф является результатом последнего года ее жизни, связанного с физическим и нервным истощением и приемом наркотиков. На момент ее задержания Ульрика Майнхоф весила 45 килограммов.

Окончательная идентификация личности Майнхоф потребовала ряда дополнительных мер. Прежде Ульрика ни разу не задерживалась полицией, у КРИПО не было ее отпечатков пальцев. Идентификацию проводили на основании данных ее старой медицинской карты. Там сохранились сведения о кесаревом сечении (после которого на животе должен был остаться шрам) и рентгеновский снимок черепа. На снимке была видна металлическая скобка — последствие нейрохирургической операции, сделанной ей в 1962 году. Несмотря на протесты и яростное сопротивление, Майнхоф связали руки, раздели и подвергли медосмотру, подтвердившему наличие шрама, затем под наркозом ей был сделан повторный рентгеновский снимок. Теперь полиция могла торжествовать победу: в ее руках действительно оказалась легендарная Ульрика Майнхоф.

Всех членов РАФ, как особо опасных заключенных, распределили по разным тюрьмам, определив им особые условия содержания. Ульрика Майнхоф оказалась в одиночной звуконепроницаемой камере тюрьмы Кельн-Оссендорф. Условия содержания были охарактеризованы заключенными как «изолирующая пытка». В правозащитной лексике появились и другие определения — «белая пытка», «мертвые коридоры», «мертвый тракт». На этаже содержался лишь один арестант. Остальные камеры, а также верхняя и нижняя на других этажах оставались свободны. Человек, попавший в «мертвый тракт», ощущал себя погребенным заживо. Первыми заключенными, испытавшими на себе тяжесть «изолирующей пытки», оказались Ульрика Майнхоф и Астрид Пролл. Ульрика так описала состояние многомесячного пребывания в «мертвом тракте»:

Впечатление, как будто комната едет. Ты просыпаешься, открываешь глаза и чувствуешь, как едут стены. Вечером, когда солнце светит под потолком, они внезапно останавливаются. С этим ощущением невозможно бороться, невозможно понять, от чего тебя все время трясет — от жары или от холода. Для того чтобы разговаривать нормальным голосом, приходится кричать. Все равно получается какое-то ворчание — создается впечатление, что ты глохнешь. Произнесение шипящих согласных становится непереносимым. Охранники, двор для прогулок — все это видишь словно через полиэтиленовый пакет. Головная боль, тошнота. Нельзя контролировать построение предложения, грамматику, синтаксис. Пишешь вторую строчку и уже не помнишь, что было в первой. Неистовая агрессивность, которой нет выхода. Это самое страшное. Ясное сознание того, что у тебя нет ни малейшего шанса на существование, ты теряешь возможность к общению, к разговору, к произнесению обычных слов — даже охраннику ты ничего толком не можешь сказать. Их посещения не оставляют после себя ничего. Через полчаса невозможно вспомнить, было ли это сегодня или неделю назад. Чувствуешь себя так, словно с тебя сняли кожу.