Кто, если не ты?.. - [13]

— О чем разговор! — сказал Мишка.

Егоров прощупал обоих оценивающим взглядом.

— Тогда слушайте. Я достану денег. Три тысячи. Поняли? Сегодня — суббота. Завтра к вечеру они у меня будут. В понедельник утром едем. Согласны?

— Врешь! — изумился Мишка.— Откуда у тебя столько?

— Не ваша забота.

Клим сел, обхватил колени, разбуженно уставился на Егорова.

— Не валяй дурака. Ты скажи, откуда у тебя деньги?

Егоров перевернулся на спину. Глаза его, отражая небо, стали синими.

— Смешной вы народ, ребятишки... Ну, вот. Есть у меня один знакомый. Старый большевик. Ха-ароший старикан. Зимний брал... Значит, рассказал я ему про пиши планы, а он и говорит: правильно, говорит. Я, говорит, вам помогу. И достает он три пачки, а в каждой — по тысяче.

— Ты же сказал, у тебя только завтра деньги будут? — уличил Егорова Мишка.

— Да кто же говорит, что сегодня? Завтра, конечно. Он мне только показал три пачки, а в руки не дал. Ты, говорит, узнай точно: если те двое согласны не только языком чесать, а вполне, говорит, надежные люди, тогда, говорит, получайте эти деньги и езжайте помогать революции.

— Сказки ты рассказываешь,— сказал Клим.

— Чтоб мне сдохнуть — правда!.. Если бы, говорит, я помоложе был, я бы тоже с вами поехал. Но потому как я старый уже, и когда вместе с Буденным в Первой конной против Деникина сражался, и с тех пор у меня раны по всему телу, потому, говорит, я никуда двинуться не могу, а вы — молодежь, комсомольцы... Вот. Мировой он дядька,— с мечтательным восхищением закончил Егоров.— Добрый. И коммунист, все понимает... Да.

— Что же ты нам раньше про него ничего не рассказывал? — нахмурился Клим.— Говоришь, с Деникиным дрался?

— Дрался, И с Колчаком тоже. И с Махно.

— А ты не загибаешь?...— еще раз усомнился Мишка.

— А деньги? — Может, это не он вам деньги даст, а за теорему Ферма пришлют? — победно хохотнул Егоров.

Наконец даже великий скептик Мишка не выдержал.

— Тогда вот что,— деловито заявил он, — Мы должны его увидеть. То есть он нас. Он то ведь совсем нас не знает.

— Я ему про вас рассказывал. Он мне верит. Не то что некоторые.

И Мишке и Климу стало стыдно за то, что они раньше так плохо думали о Егорове. Нет, Егоров — славный парень, он молодец, он лучше, чем они сами, раз у него такой замечательный друг. Его забросали вопросами, но Егоров отвечал скупо. Где живет? За городом, на Трех Протоках, далеко. А познакомился с ним давно, и вы познакомитесь, только после... А сейчас надо собираться. Некогда по гостям ходить. Вполне достаточно, что старик знает самого Егорова.

Чуду верилось и не верилось. Уж слишком неожиданно все получилось. И ехать — не когда-нибудь, даже не через месяц, а послезавтра.

Но Егоров уже выговаривал условия: шмоток с собой брать поменьше, наступает лето, а на Яве зимы нет. Ночевать завтра он заявится к Мишке, утром надо встать пораньше, дома предупредить, что сегодня в школе... В общем, что-нибудь такое, и чтоб рано не ждали, а потом с Дальнего Востока можно будет уже написать...

9

Этот чердак с виду был самым обыкновенным захламленным чердаком. На веревках сушилось белье, по углам громоздились груды всякой дребедени— прелое тряпье, битое стекло, ржавые самоварные трубы, кирпичи, книги в плотных дореволюционных переплетах, изувеченные временем и мышами. Но то, что таилось под одной из таких куч, делало чердак единственным среди всех чердаков города.

...Клим ухватился за спинку колченогого стула и дернул на себя — куча шевельнулась, дохнула густым облаком пыли. Снизу выкатились несколько серых комочков и шарахнулись по сторонам.

— Мыши,— брезгливо сплюнув, сказал Клим. Вдвоем с Мишкой они принялись ворошить кучу.

Их полосы покрылись седым налетом, у Мишки на ресницах повисла паутина. Он чихал и ругался...

Наконец, поддев одну из досок, Клим извлек сверток. Бумага истлела и расползлась в липкие клочья. Под бумагой был слой тряпок, потом — снова бумага. По вот в руках у Клима оказался весь покрытый ржаными пятнами пистолет.

Н-да...— проворчал Мишка,— разве так хранят оружие?

Он бережно взял пистолет у Клима и принялся внимательно осматривать.

У пистолета была узкая изогнутая рукоятка и тонкий, необычайной длины ствол. Пистолет когда-то попал к ним от Егорова, который нашел его неведомо где. Он утверждал, что такими пистолетами в прошлом веке стрелялись на дуэлях.

Но на Яве любое оружие ценилось на вес золота.

Мишка велел Климу принести золы и керосина и принялся очищать пистолет от ржавчины. Клим с уважением следил за Мишкой и покорно выполнял все, что тот считал возможным ему доверить: до блеска натер мелом три патрона — весь их боезапас.

Когда пистолет был приведен в порядок, они подошли к окошку, за которым синел клочок неба, и по очереди заглянули в ствол. В нем виднелись какие-то бугорки и выбоинки. Мишка называл их раковинами.

— Надо попробовать выстрелить,— сказал он.— Выстрел сразу все прочистит.

— А если пуля застрянет?

— Что ж, тогда пистолет разлетится ко всем чертим.

Клим помедлил. Ему представилось, как они оба, истекая кровью, валяются на чердаке. Тогда прощай Ява!

— Что ж, давай попробуем,— сказал он.

Они поспорили, кому стрелять первому, но так как ни один не хотел показаться трусом, подбросили гривенник.