Кто дерзнет сказать, что солнце лживо - [2]

В бразильском консульстве седая дама с великолепным английским языком, выслушав мою просьбу - я нуждаюсь в транзитной бразильский визе, - улыбчиво отвечает: "Нет проблем, сэр, пожалуйста". Я протягиваю ей мой паспорт. Женщина закуривает, поднимает глаза с паспорта на меня и замечает так же улыбчиво и доброжелательно: "Есть проблема, сэр". Она уходит с моим паспортом в какие-то дальние, таинственные консульские комнаты, возвращается через пять минут и говорит:

- Вам нужно заполнить анкету, а ждать ответа из министерства иностранных дел Бразилии придется месяц.

- Но ведь мне нужен транзит всего на один день, я лишь посмотрю Рио-де-Жанейро и тут же улечу в Сантьяго.

- Очень сожалею, сэр, но вам придется ждать ответа месяц...

От бразильцев я поехал в венесуэльское консульство, попросил у них визу на неделю в Каракас.

Очень любезные чиновники пообещали прислать ответ в Сантьяго. Заполнив анкету, я понял, что свободен и у меня есть два "пустых" дня до следующего самолета, так как места в Латинскую Америку здесь бронируют на три дня вперед. Милые девушки из "Эр Франс" пообещали воткнуть меня в самолет, выходящий через Дакар и Буэнос-Айрес - в Сантьяго, воткнуть по так называемой "очередной лицензии". Это значит, что я должен приехать на аэродром за два часа перед вылетом и ждать: если кто-то из пассажиров откажется от билета, я буду первым претендентом на освободившееся место. (Как у нас в кинотеатре, когда десяток молодых ребят стоит возле кассы, моля и бога и черта, чтобы те, у кого есть броня, сегодня сидели дома в пижамах и смотрели футбол по телевизору.)

Итак, я свободен и можно бродить по Парижу. Только сейчас я замечаю, как Париж начинает готовиться к празднику Рождества. Елисейские поля - все ряды деревьев - украшают длинными, тонкими латунными пластинками. Когда налетает ветер (особенно это заметно ночью), в воздухе стоит тихий, сказочный перезвон. В неоновых огнях декабрьской ночи деревья на Елисейских полях кажутся сказочными, словно бы принесенными сюда добрыми гномиками в островерхих шапках и больших деревянных башмаках.

Я вспомнил Вьетнам, канун Рождества. После службы в католическом храме я, воспользовавшись перемирием, объявленным на сутки, выехал на юг. В джунглях на пальмах висели такие же длинные латунные полоски - только белые ("серебряные"), а не желтые (мои дочки говорят "золотые"), как в Париже. Вьетнамцы объяснили мне, что эти латунные листки американцы бросают с самолетов, чтобы затруднить работу локаторам - создать "завесу помех" и нанести бомбовые удары по городам через десять минут после того, как кончится светлый праздник Рождества Христова.

Встретился с Алексом. В прошлом он был депутатом Парижского муниципалитета. Сейчас работает в сфере бизнеса. Быстрый, смешливый, с розеткой Почетного Легиона в петлице, он перебрасывается в разговоре с предмета на предмет.

- Я тебя прошу, остановись и вдохни воздух, - не то чтобы просит, а попросту приказывает он.

Я останавливаюсь и вдыхаю воздух. Это было возле прелестного парка Монс-Элизе. Чугунные решетки парка переносят в наш Летний сад - сходство поразительное, будто лили одни мастера. Листва на деревьях облетела, жестяно перекатывается под ногами, бурая, ломкая. (А в Ленинграде уже снег.)

- Ну? - спросил Алекс. - Ты ощущаешь запахи листвы и деревьев?

- Нет, я ощущаю запах бензина.

- О! - сказал Алекс. - Ты умница, с тобой можно варить кашу. Я выступал в муниципалитете восемь раз, я говорил о том, что мы травим парижан и губим город, - смотри, как закоптились стены домов! Я подсчитал - транспорт Парижа пускает в воздух чуть не тридцать миллиардов франков в год! Из-за пробок! Я считаю грубо: вынужденный "простой" рабочего человека равен пяти франкам в час; два франка - стоимость бензина, сожженного впустую. Умножь все это на миллион автомобилей, которые прописаны в Париже. Вот тебе и получается - семь миллионов франков в день. Я предлагал убрать все машины из центра Парижа, разбросать по улицам такси, пятьдесят тысяч такси, со счетчиками для взимания ренты. Садишься в машину, опускаешь пять франков и едешь километр; надо дальше - платишь больше. Громадная разгрузка была бы для центра города. Мы бы спасли Париж! Можно было бы дышать! Увы, со мной не согласились. Тогда я начал покупать землю и строить дома в шестнадцатом районе, для проклятых буржуев... Что? Я? О, нет! Какой же я буржуй?! Я "работяга". У меня в Барселоне яхта и домик в Альпах. А живых денег нет ни франка. Настоящий буржуй - это тот, кто сидит на своем миллионе и чурается всех проблем. А в Париже масса нерешенных проблем. Например, в метро работает три тысячи контролеров. Страна электроники, автомобильной промышленности, самолетостроения, ядерной физики до сих пор не может убрать три тысячи контролеров из метро. И они - довольно ощутимая заноза в бюджете города. Ты спрашиваешь, в чем дело? А контролеров некуда трудоустроить. И кто их будет трудоустраивать? Куда? Гарантии? Анархия, кругом анархия...

Кстати, незадолго до моего приезда в Париж около известной площади Сен-Жермен де Пре, - впрочем, какая площадь Парижа неизвестна, - если пойти по улице Абей, можно увидеть небольшое здание, - именно там, в центре Парижа, на улице Дерен, 44, проходил Второй всемирный конгресс анархистов. (Тех самых черное знамя, "анархия - мать порядка!".) Первый состоялся в Италии. Руководители современных анархистов во главе с Морисом Жуайи разругались там со сторонниками "спонтанных действий" во главе с ультралевым Кони Бендитом.