Ксеркс - [31]
— Однако приключение уже заканчивается, — проговорила она с улыбкой. — Мазда сохранит нас. Ты сам говорил, что мы в его руке — и здесь, и во дворце твоего брата. И мы повидали Грецию и Афины, землю и город, которые тебе предстоит покорить, прежде чем ты начнёшь править ими.
— Да, — ответил князь, поворачиваясь к озарённому луной Акрополю. — Какой благородный город! Ксеркс обещал сделать меня сатрапом[32] всей Эллады. Афины станут моей столицей, а ты, о, возлюбленная, будешь госпожой этого города.
— Госпожой этого города… — повторила она. — Но ты, господин мой и муж, достоин более славного титула, чем сатрап, глава рабов великого царя.
— Правит Ксеркс, — напомнил князь жене.
— Он восседает на троне Кира Великого и Дария Неустрашимого. Я — верная арийка: царь сейчас действительно находится в Сузах или Вавилоне. Однако для меня истинный владыка Мидии и Персии находится здесь. — И она поглядела на мужа гордыми глазами.
— Ты отважна, роза Ирана, — улыбнулся князь, нимало не рассерженный намёком, — куда более осторожные слова, чем эти, познакомили многие шеи с петлёй. И почему Митра Сокрушитель Дэвов не сделал тебя мужчиной?! Тогда твоя мать Атосса действительно родила бы Дарию наследника, достойного двадцати царств.
Она негромко усмехнулась:
— Всевышний всем распоряжается наилучшим образом. Разве мне досталось не нечто лучшее? Или я не твоя жена?
Он усмехнулся в ответ:
— Тогда мой удел лучше, чем у Ксеркса. Я больше его люблю собственную державу. О прекраснейший из городов, мы захватим тебя. Видишь, как лунный свет преображает в серебро бурые скалы! Видишь, как ясно сверкают звёзды над равниной и горами! А какими слугами станут эти греки, умные, красивые, хитрые, когда, сделавшись их господами, мы научим своих новых подданных арийскому повиновению и любви к истине! Ибо нам суждено победить. Мазда даровал нам не имеющую пределов державу, рубежи которой пролягут от Инда до Великого Западного Океана… Весь мир станет нашим, ибо мы — персы, народ-повелитель.
— Мы победим, — произнесла женщина, не менее мужа заворожённая красотой ночи.
— Начиная с того дня, когда твой дед Кир низверг мидянина Камбиза, Всевышний не разлучался с нами. Египет, Ассирия, Вавилон — все склонили свои головы под наше ярмо. Мидянин из золотых Сард, скиф из своих сухих степей, индус от своей священной реки — все теперь присылают дань нашему царю, и Эллада… — уверенным движением князь протянул вперёд обе руки, — Эллада станет самой яркой звездой в персидской тиаре. Когда умирал твой отец Дарий, я поклялся ему: «Господин, будь спокоен. Я отомщу за тебя Афинам и всем грекам», — и через какой-нибудь год, о фраваши, душа сердца моего, я исполню обет, данный великому мужу. Я научу этих неукрощённых эллинов кланяться царю.
Со сверкающими глазами внимала она этим горделивым и властным речам.
— Тем не менее, теперь, когда мы увидели всю Элладу, увидели, как живут эти люди, обходящиеся вообще без князей, или же владыки их имеют немного власти, иногда я замечаю удивительное. Этот народ, извращённый, непокорный, лживый и разъединённый, порой способен совершать великие вещи, такие, какие непосильны даже нам, арийцам.
Князь отрицательно качнул головой:
— Этого не может быть. Мазда устроил так, чтобы царь правил, а остальные повиновались. Всем остроумцам Эллады придётся заучить этот урок. Я сам присмотрю за этим.
— Тогда, когда объявишь себя их царём? — спросила женщина.
Князь, ничего не отвечая, стоял рядом с женой, вглядываясь в темноту ночи. Лунный свет во всех подробностях обрисовывал колонны и изваяния великого храма, расположенного на Акрополе.
Глаза могли заметить всякую впадину и выступ на Скале. Плоские крыши спящего города распростёрлись под ней словно тёмное, мирное море. Окутанные тенями горы застыли в безмолвии. Вдалеке на волнах моря серебрилась лунная дорожка. Такое можно лицезреть только в Афинах. Оба чужеземца, муж и жена, были восхищены увиденным. После долгого молчания заговорил князь:
— Через двадцать дней мы прибудем в Сарды, и приключение закончится. Далее меня ждёт война, слава, победа и… ты. О, Ахура-Мазда, — обратился он к звёздам, — отдай эту землю своим героям! Ибо, сделав это, ты получишь в своё распоряжение всю землю!
Глава 6
Обвиняя жулика-подрядчика, Демарат превзошёл самого себя.
— Сами Нестор и Одиссей говорят его устами, — блаженно жмурился Полус, опуская чёрный боб в урну. — Какое красноречие, сколько праведного гнева, как ярко доказал он, что грабить город в подобное время бесчестно!
Посему преступника отправили на смерть, а Демарата осыпали поздравлениями. Лишь один человек не казался удовлетворённым деяниями молодого оратора — Фемистокл. Он всё твердил своему помощнику, что для задержания персидского лазутчика предприняты далеко не всё возможные меры. Фемистокл даже приказал Сикинну лично проследить за несколькими из подозреваемых. И в самое утро дня, предшествовавшего Панафинеям, великому летнему празднику, Демарат получил намёк, отправивший его домой в великой задумчивости. Оставляя Дом правителей, он встретился со своим начальником на Агоре, и Фемистокл вновь поинтересовался, не обнаружил ли Демарат след персидского шпиона. Увы, нет.
