Ксеркс - [172]

Высадившись на берег, он помахал первому же персидскому часовому:

— Я посланец афинского флотоводца к царю Ксерксу.

Сикинна отвели в Афины и поставили перед Царём Царей. Учитель успел заметить волнение, царящее в захваченном врагами городе.

Ксеркс сразу узнал его. Именно этот человек посоветовал ему начать саламинское сражение. Царь побледнел от ярости.

Но Сикинн без проволочек приступил к делу:

— Владыка мидян, Фемистокл, сын Неокла, верховный начальник всего афинского флота, послал меня, чтобы ты узнал о том, что он не враг тебе.

— Фемистокл?.. — удивился Ксеркс.

— Он самый, о, владыка мидян! А ещё чтобы кое о чём напомнить и тебе самому, и твоим сыновьям…

— О чём же?

И учитель произнёс, выговаривая каждое слово с ораторским пылом:

— О том, что ради твоей выгоды он помешал грекам, союзникам и афинянам преследовать твой флот и разрушить мост через Геллеспонт. Ты можешь спокойно возвращаться в свои пределы, о владыка мидян!

Назад учителю пришлось грести самому. Он обнаружил Фемистокла на его корабле: засев у себя в каюте, флотоводец считал деньги. Услышав, что Ксеркс принял к сведению его послание, Фемистокл улыбнулся.

— Но зачем ты посылал меня к царю на сей раз, я так и не понял, — высказал своё недоумение педагог.

— Похоже, что и сам я этого не понимаю.

— Зачем тебе добиваться расположения владыки мидян?

— Сикинн, тебе кажется, что я пошёл на измену?

— Помилуйте меня боги, господин, если я произнесу это слово. Недавно ты как бы предал интересы Эллады для того, чтобы афинский флот одержал победу при Саламине. Тогда я понимал смысл твоего послания. Но на сей раз он скрыт от меня. А потому я выполнил твоё поручение так же скверно, как играл этой весной второй актёр в трагедии Эсхила, сына Эвфориона, представлявшейся в театре Диониса.

Фемистокл поднялся.

— Сикинн, — проговорил он, — мне нужны деньги, и много денег.

— Господин, ты слишком любишь их, — недовольным голосом ответил Сикинн. — С тех пор как ты вышел из мальчишеских лет, через твои руки прошло чересчур много денег.

— Возможно, — рассмеялся Фемистокл. — Но я простой человек, и слабости у меня человеческие. Я не Леонид.

— Что ты хочешь этим сказать, господин?

— То, что я не полубог и не спартанец.

— Ты афинянин.

— Да, — согласился Фемистокл, — и афинянин, нуждающийся в деньгах. Вернись на берег и передай властям Андроса, что им придётся обязательно выплатить Афинам некоторую сумму в качестве дара двум великим богиням!

— Каким богиням?

— Необходимости и Убеждению, — расхохотался Фемистокл.

Педагог отправился в новое плавание. Через час он снова поднялся на борт.

— Ну как? — спросил Фемистокл.

— Андросцы ответили, господин, что Афины, которые защищают столь могущественные богини, город великий, богатый и могущественный. А на их собственном острове обитают лишь…

— Кто же?

— Бедность и Бессилие.

— Значит, они отказали тебе?

— И даже добавили, что афиняне ещё только могут стать сильными в такой же степени, как велика их слабость.

Улыбка исчезла с лица Фемистокла. Нахмурившись, он сказал:

— Они остроумны, но придётся взять их в осаду. Ах, андросцы, ах, предатели! Сикинн, отправляйся в Карист и на Парос! Потребуй у них! Мне нужно много денег.

Глава 42

В Афинах полным ходом шла подготовка к отступлению всего персидского миллионного воинства, которому предстояло вернуться в Беотию тем же путём, которым оно наступало. Ибо Мардоний счёл разумным пройти с избранными им войсками часть пути с основными силами, прежде чем стать на зимовку, чтобы весной выступить к Пелопоннесу. Оказавшись в Фессалии, Мардоний занялся подбором людей. И выбрал он Бессмертных. Однако Гидарн, предводитель телохранителей царя, предпочёл остаться с Ксерксом. Ещё Мардоний выбрал торекофоров, тяжёлую панцирную пехоту, и отряд в тысячу всадников — мидян, саков, бактрийцев и индийцев.

Ещё он собрал отряды хорошо обученных воинов, заслуживших своими доблестными деяниями многочисленные цепи и браслеты, соответственно или блиставшие на панцирях, или перехватывавшие жилистые руки. Когда Ксеркс в то последнее утро в спешке — ибо он не мог отделаться от наваждения, всё твердившего ему о том, что союзники могут разрушить его мост через Геллеспонт, — осматривал набранное Мардонием трёхсоттысячное войско, гордыня царя, вроде угасшая, восстала из пепла. Можно было не сомневаться в том, что союзники не сумеют справиться с этим могучим войском, пускай на море капризная Тихэ каким-то неприметным для глаза образом противодействовала персам.

После смотра пред очи Ксеркса поставили вестника, прибывшего из Лакедемона. Как сумел этот грек отыскать его в Фессалии? Ксеркс вновь и вновь возвращался к этому вопросу, ибо мост через пролив мог уже оказаться уничтоженным, невзирая на все уверения афинянина Фемистокла. Вестник же прибыл из Спарты потому, что дельфийский оракул потребовал призвать Ксеркса к ответу за смерть Леонида и в словах владыки персов следовало отыскать предзнаменование.

Царь Царей горделиво восседал на коне, и на сей раз тиара как влитая сидела на его голове. Вестник поклонился царю и молвил:

— Владыка мидян! Лакедемоняне и правящие в Спарте Гераклиды требуют от тебя ответа за смерть Леонида.