Ксения Петербургская - [20]

Заветное поручение

Предлагаем вниманию читателя рассказ А. Смирновой. Хотя в нем и есть элемент художественного творчества, но это относится к записи событий. Сами же события, имея реальную основу, изложены ясно и правдиво.

«Однажды весной я возвращалась в Петербург из имения родственницы моей в К-ой губернии. Ехать приходилось на лошадях по проселочной дороге. Была весенняя распутица. Отъехав от последней станции верст двадцать, пришлось остановиться — впереди была разлившаяся река, да и время к вечеру. По совету моего ямщика я решила прибегнуть к гостеприимству одной барыни, имение которой находилось как раз на нашем пути.

Еще по дороге к усадьбе мой возница пояснил мне, что тут живет барыня, Марья Сергеевна Горева, и что она «очинно набожна и каждого нищего обласкает и примет и без награжденья не отпустит». Барыня действительно оказалась очень радушной и любезной хозяйкой и, узнав, что я из Петербурга, обрадовалась мне как родной. Я извинилась за причиненное беспокойство, но она мне и говорить дальше не дала.

— Ах, полноте, — возражала она. — Я так рада бываю всегда услышать что-нибудь о Петербурге вообще, тем более повидаться с особой, которая совсем недавно оттуда. Петербург — моя родина, — вздохнула хозяйка.

Марья Сергеевна была женщина еще молодая и очень красивая. В больших темных глазах ее, в улыбке на полных прекрасных губах было столько привета и ласки, что невольно подтверждались рекомендации о ней моего ямщика. Вся она точно сияла особенным внутренним светом, и, несмотря на необыкновенную простоту, с которой она держалась, в ней сказывалась какая-то таинственная, но мощная сила и неотразимо влекла к себе с первого взгляда.

После чая мы перешли из столовой в гостиную, и вскоре у нас завязался оживленный разговор. Она с интересом расспрашивала меня о Петербурге в самых мельчайших подробностях.

— Счастливица вы, что скоро увидите Петербург, — сказала она вдруг, взглянув грустно на меня. Марья Сергеевна как бы ушла в себя, задумалась, потом что-то хотела сказать, но не решилась.

Меня осенила счастливая мысль:

— Быть может, вы желали дать мне какое-то поручение в Петербурге. Так прошу вас: с великим удовольствием исполню его.

— Пожалуйста! — обрадовалась она. — Если вы так добры и это не затруднит вас, исполните мою покорнейшую просьбу…

Она встала и вышла в другую комнату, а через минуту вынесла оттуда несколько золотых в конверте и передала мне.

— Вот, — улыбнулась она. — Когда будете в Петербурге, то съездите на Смоленское кладбище — там есть могила рабы Божией Ксении, — отслужите по ней панихиду, а все остальное раздайте нищим.

— С величайшим удовольствием готова исполнить ваше желание, тем более что и сама давно собираюсь посетить эту могилу, о которой тоже много слышала, — ответила я. — Но вы, вероятно, имеете особые причины чтить память блаженной Ксении?

— О да! Дивен Бог во святых Своих! — произнесла она с глубоким чувством. — Я испытала в своей жизни это на собственном опыте.

— Если не тайна, то, может, вы расскажете мне о том, что способствовало появлению у вас столь твердых религиозных убеждений, что укрепило вашу веру…

— Нет, не тайна, — обрадовалась хозяйка. — Но даже если б была и тайна, то ради света истины мы должны жертвовать и нашим тайным, мне так кажется…

Горева встала и прошлась несколько раз по гостиной, как бы обдумывая что-то. Затем села против меня, начав свой рассказ тихим, взволнованным голосом…

«Родилась я в Петербурге, в купеческой семье. Жили мы сначала очень богато, имели своих лошадей, экипажи, много прислуги и все прочее, доступное богатству. Я воспитывалась в одной из гимназий и была уже в пятом классе, когда над нами разразилась беда. Дела батюшки быстро пришли в упадок, и кончилось тем, что однажды к нам на квартиру пришла полиция и описала все наши вещи, не исключая даже и платья. Батюшка объявил мне и матушке, что у нас ничего не осталось, что он из-за какого-то мошенника потерял в один месяц на бирже триста пятьдесят тысяч рублей в бумагах и что у нас, кроме долга, ничего нет.

В то время я еще не сознавала всей важности случившегося, но для матушки это был тяжелый удар. Как сейчас помню, она перекрестилась, глядя на образ, и прошептала: «Твори, Господи, волю Свою!» Она учила меня: «Никогда, дочка, не падай духом, как бы ни были тяжелы временные испытания! Помни всегда конец многострадального Иова: мы потеряли лишь деньги, но жить ведь не с ними, а с добрыми людьми. Молись Господу, чтобы Он тебя благословил мужем хорошим да смиренным и паче всего чтобы не пьяница был, да почитай всегда память рабы Божией Ксении: она тебе будет великой заступницей».

Почему моя матушка так боялась, чтобы не достался мне муж пьяница, узнала я лишь впоследствии, а в то время даже не представляла себе отчетливо, что значит «пьяница», так как у нас в семье не только никто не пил вина, но моим отцом и держать его в доме строго воспрещалось.

Вскоре после нашего разорения батюшка поступил приказчиком в одну из больших торговых фирм и стал получать 60 рублей в месяц. Жить нам было очень трудно, и мне пришлось оставить гимназию и поступить кассиршей в тот же магазин, где служил отец. После этого наше положение несколько улучшилось. Но вскоре наше семейство пережило великое горе: матушка моя, прихварывая с самого дня несчастья, скоропостижно скончалась от паралича сердца, а через год после нее скончался и батюшка от расширения печени.