Крюшон соло - [3]

- Верди! - громко стонал итальянец.

- Гринблат! - возразительно отвечал ему слуга германца.

- В-верди! - настойчиво повторял де Перастини.

- Ох, Гринблат! - возражал Гринблат, но уже слабее и с меньшей уверенностью. - Ох, Шуберт!.. не знаю кто!..

- Да В-вер-рди же!.. - настаивал итальянец.

- А-а-а! - неслось из окна. - Да! Да! Верди!

- Верди! Милый Верди! Ты нашелся!

- Да, Верди! твой Верди!..

- Мой! Вечно мой! О!

- Твой! Вечно твой! А!

С рикшей в это время творилось что-то невообразимое: он хрипел, грыз удила, вставал на дыбы и бешено мотал головой. Крюшон начинал торопить де Перастини:

- Друг мой, завершайте ваши поиски - мой рикша что-то совсем занервничал...

В окно выглядвал распаренный де Перастини и показывал два пальца:

- Еще две минуты, аббат... Сейчас я спущу...сь...

Он выходил из дома с разинутым ртом, откуда свисала слюна, и с ошалелым выражением на лице. В окно ласково махал рукой Шуберт-Гринблат.

- Ах, как вы утомились! - участливо замечал аббат. - Так что же - вам не удалось найти барона?

- Увы, - тяжело отдуваясь отвечал итальянец.

- Куда же он девался? - печально удивлялся аббат Крюшон. - Может быть, он прячется в уборной?

- Не думаю,- икнув, отвечал де Перастини. - В прошлый раз мы с Гринблатом искали его там.

- И не нашли?

- Нет, не нашли. Но зато,- добавил итальянец,- зато временами мне кажется, что в доме барона я встречаю своего Верди...

- Да неужели?

- Да, да,- мечтательно кивал де Перастини. - Порой я как будто узнаю черты его лица и... на миг, на какой-то миг, но...

- Друг мой, вы слишком впечатлительны,- возражал аббат. - Но положим, вы бы встретили своего Верди в доме Пфлюгена - что бы вы стали делать?

- Я... если бы нашел милого Верди,- с радостной улыбкой воображал де Перастини,- я бы нежно обнял и прижал его к своей груди... А затем... затем я бы расстегнул пуговицу его розовой сорочки и ласково погладил маленький шрамик у пупка... а затем...

- Ах, дружок,- останавливал его Крюшон,- я вынужден прервать вас посмотрите, что это творится с нашим рикшей? Он встал посреди дороги и шумно дышит... Может быть, у него припадок?

- Да, очень может быть,- соглашался де Перастини. - Я думаю, его замучила совесть, из-за того что он дерзает копировать нашего славного барона Пфлю.

- А вы действительно находите этого рикшу похожим?

- Пожалуй, да... Посмотрите - такая же прямая прусская спина.

- А вот я,- задумчиво возражал аббат,- не рискнул бы опознать в нем сходство со спины. Вот если бы поставить их лицом к лицу - вот тогда можно было бы судить о степени подобия. Ну, когда же, когда же я застану прусского посла в его доме?

Затем Крюшон и де Перастини приезжали во дворец, и - о, чудо! неуловимый Пфлю вскоре появлялся там тоже. Аббат спешил к нему с распростертыми объятиями, радуясь, что наконец-то разыскал своего нового друга:

- Барон! Наконец-то вы! Мы с де Перастини отчаялись найти вас. Вы знаете, я хотел отвезти вас на прием на своем рикше, но не сумел разыскать вас. Мы перевернули весь дом, однако... Убедительно прошу вас, дорогой барон,- будьте завтра дома часиков в шесть. Я хочу, чтобы вы взглянули на моего рикшу. Вы не поверите, дорогой фон Пфлюген, этот рикша - ну, вылитый вы! Даже пожарная каска на голове точно такая же. Просто невероятное сходство.

- Да, да,- кивал де Перастини,- ей-Богу же, вам следует взглянуть на этого рикшу.

Пруссак сидел на месте с совершенно одеревенелым лицом и сжимал кулаки так, что белели пальцы. Он ничего не отвечал на пламенные приветствия друзей, но когда француз и итальянец отходили прочь, Пфлюген ронял голову на грудь и тихо всхлипывал. Тапкин, сидящий рядом, говорил на это, успокаивая и завидуя одновременно:

- Расслабьтесь, барон, худшее уже позади. Я, например, вам даже завидую.

- Мне? - саркастически сверкал моноклем Пфлюген.

- Кому же еще! Вы-то свою смену отвели, а мне,- страдальчески продолжал британец,- мне их еще домой везти. Вам хорошо - ночью выспались, отдохнули, набрались сил,- тихо негодовал Тапкин,- чего тут не отвезти э т и х. А мне каково - наесться, напиться и о ночной поре тащить в гору двух толстяков! Не понимаю - за что вам такие поблажки?

- Что вы хотите этим сказать? - надменно кривился Пфлюген.

- Да то, что это несправедливо,- с истинно британским упорством напирал Тапкин. - Я буду просить императора - пусть вводит очередность: день вы вперед, я - назад, а следующий день наоборот.

- Ха,- усмехался Пфлюген,- а что вы знаете о моих моральных мучениях? Каково это - стоять под окном и слушать любострастные стоны близкого тебе человека! Тогда пусть этот макаронник и вас ищет в доме вместе с вашим слугой!

- Да? - криво ухмылялся Тапкин. - Вы забываете, мой друг, что я, в отличие от вас, пощусь! Тогда и вы поститесь,- может, поймете, что это значит - ждать весь день приема, чтобы хоть что-то поесть, а потом...

- Ха,- перебивал его барон,- пощусь, пощусь! А вы пробовали совершать естественные отправления стоя вниз головой, как я? По маленькой нужде это еще так-сяк, а по большой... Вы попробуйте, попробуйте, тогда поймете!..

Так вот и получилось, что положение, в котором очутились былые союзники, привело к серьезным напряжениям в англо-германских отношениях. Каждому из сменщиков казалось, что на его долю выпадает более изнурительный отрезок работы. При этом, Тапкин, конечно же, был неправ. Когда аббат и де Перастини возвращались с приема, то рикша, что развозил их по домам, не подвергался никаким особым испытаниям. Он, действительно, сильно косил под Тапкина, однако никто из двоих друзей не искал из-за этого британского посла в его доме. Разумеется, двум друзьям интересно было бы сравнить рикшу с его прототипом, однако споры об этом аббат и итальянец вели сугубо заочные и более теоретические.