Крюк Петра Иваныча - [26]

Такой вывод ужасал Петра Иваныча жестокостью и практичностью подхода, и это снова надежно означало одно: боли были честными, порой непереносимыми, и в силу сидячей жизни на кране радикулит отступать не собирался. Менять болезнь было не на что, кроме заслуженной пенсии, куда Петр Иваныч переход не планировал, а другие варианты прервать страдания упирались, так или иначе, в беспомощную медицинскую науку о нездоровье спинного ствола.

Одним словом, дни тянулись и годы, ровно как и приступы, образовывались и рассасывались с переменным результатом, синхронизируясь с возрастными изменениями. И было так до тех пор, пока ужасное происшествие не прервало нормальный ход болезни, развернув ее в совершенно другую неопределенность: нежданную и подлую.

Тогда-то и подловил его прораб Охременков-Берия возле основания крана, как только он поставил ногу на твердую земную поверхность, и предложил:

— Слышь, Иваныч, тут две путевки мосстроевские с управления прибыли на санаторное лечение. Обе по линии органов нервных путей, обе ветеранские и с хорошей скидкой. Берешь одну?

«Да» или «нет» — реагировать сразу было не в характере ветерана. Крюков молча окинул нелюбимого прораба с головы до пят, мысленно прикидывая на него последний приступ собственного остеохондроза, полюбовался своим отражением в охременковских очках и с нужной хмуростью ответил:

— Завтра скажу, держи покамест.

— Ну, ну… — промолвил Бог-начальник. — Смотри, чтоб кто другой больней тебя не оказался, пока я добрый, — он махнул рукой и добавил: — До завтра до обеда держу, дальше — в кадры передам, там к другому ветерану пусть пристраивают, — и побежал дальше по краю свежего котлована.

— И то правда, Петенька, — призывно обратилась к супругу Зина, — поехай, подлечи спину-то, там, говорят, вытяжение имеется, и сухое и под водой: все, глядишь, полегчает, а то сил нет глядеть, как ты маешься: меня самой, бывает, спазмом сводит от твоих страданий. И потом… — она хитро замялась, — все нервы между собой в единый ком увязаны, так что настроение и прочая сила, — она опустила глаза на штаны мужа и довела фразу до ума, — тоже от спины зависят, от главного нервного пути…

Это была уловка, и оба они об этом знали, но оба не стали комментировать Зинин шутливый намек, так как физическое здоровье супруга для Зины давным-давно уже стало первейшим и гораздо более значимым, нежели мужское его наполнение, а Петру Иванычу, в свою чередь, не хотелось обмусоливать даже по шутке гипотетическую возможность увязки болезненной части нервов со всем остальным комом в целом, тем более, что комок этот влияет, говорят, на сферу межполовых отношений мужчины и женщины. Поэтому спорить он не стал, а согласился. На другой день Крюков выкупил путевку и оформил отпуск на излечение от спины.

Санаторий оказался по нервным заболеваниям и средним, а не шикарным. На последнее Петр Иваныч тайно рассчитывал, но не вышло. Зато, кроме приспособления для подводного вытяжения страдающих органов тела, имелись дополнительно грязь и воды. Сама вытягивающая спину установка была простой, как бетономешалка, но действие оказывала сильное. Дело обстояло так: к укрепленному на поясе ремню через веревку привешивали груз, пропускали его через блок, и он свободно болтался в воздухе, направляя собственный вес в сторону земли. Другой ремень закреплялся под мышками и фиксировал место расположения самого больного, тормозя его от сползания вслед действию груза. Всякий раз при наступлении очередной растягивающей процедуры груз увеличивали еще на один пятикилограммовый железный блин, и земная тяга, смягченная сопротивлением архимедова закона, все дальше и дальше отделяла больной позвонок от здорового, высвобождая зажатый сидячим трудом пострадавший нерв — типа того. А сам Петр Иваныч в момент оздоровительного вмешательства в радикулит пребывал в голом почти состоянии в ванне с водой, куда медицинская сестричка растворяла родон для болеутоления и снятия воспалительного напряжения. Одним словом, механизм действия лекарства был предельно ясен, ничего хитрого и потаенного в нем не обнаружилось и, шутя про себя, Петр Иваныч пожалел как-то во время второго захода на тянучку, что не имеет под рукой башенного командоконтроллера, чтобы поуправлять процессом, «майнуя» себя самого согласно свободному волеизъявлению.

В общем, процедура Петру Иванычу понравилась, она бодрила ему тонус и частично будила воображение. Сестра на вытяжении была теткой бойкой и чем-то напоминала его Зину: статью, основательностью, неохватностью бедерного измерения и добродушной улыбкой. Короче говоря — была своей в доску и именно так, как к этому привык Крюков, как понимал людское единство на протяжении всей жизни. Наверно, по этой причине за те процедуры, пока он втягивался в процесс обновления позвоночника и разъединения отдельных грыж друг от друга, он ни разу серьезно и не подумал о сестричке, как о женщине — дома ждала точно такая же, но еще лучше знакомая и гораздо более близкая. И когда вынутый после сеанса Петр Иваныч, чтобы не растерять межпозвонковый результат, перекатывался из родонового ванного корыта на скамью в одном лишь широченном ремне, охватывающем пояс выше бедер, то в этот момент его обнаженное мужество находилось в абсолютном доступе для свободного осмотра персоналом. Но и в эту рисковую минуту не подкатывала к нему изнутри порочная мысль по отношению к процедурной сестре, и мужество не вздрагивало слабо даже с тем, чтобы разогнать себя в реактивный эффект и нанести моральный урон посторонней милой женщине. Так что, крюково воображение упиралось каждый раз в теоретическую невозможность быть реализованным на деле, но все равно, тонуса оно от этого не лишалось и продолжало бодрить хозяина почти до самого обеда.