Крысы - [4]

Она встает и откладывает в сторону подушку. У кота уже оба глаза, но нет живота. Она подходит к окну, прижимается носом к холодному стеклу. На улице нет катафалка — там подвода с пивом, запряженная белыми лошадьми, которые пускаются галопом от кнута возчика. Старый особняк заперт, ставни наглухо — закрыты, за исключением второго этажа. Два окна блестят стеклами, верно это окна зала, где повесился граф де-Сардер. Франсуазе видны кончик красного ковра и секретер светлого дерева. Глядя на этот таинственный дом, она чувствует себя беспомощной. Она зябнет. Эта смерть напоминает ей другую смерть, мучительную смерть отца. Ей кажется, что прошлое все еще наносит ей удары. Она страдает, ее охватывает безмерная грусть. Она не может сердиться на отца. Ей только не хочется, чтобы в памяти отзывались его ужасные крики, ужасные крики…

Внизу циркулярная пила режет доски. Наверху, в мансарде, тявкает собака маляра.

— У него были голубые глаза, светлые волосы, он был высокий и худой, я похожа на него, — бормочет она.

Мадам Фессар выходит из молочной, в руках у нее горшочек сметаны. Франсуаза открывает окно. Ветер врывается в комнату и раздувает юбки куклы. Подхватывает листок папиросной бумаги. Она кричит в окно: «Мадам Фессар, подушка готова», и быстро захлопывает раму. Но около секретера светлого дерева она заметила молодого человека.

Она садится, снова берется за подушку.

«Племянник графа де-Сардера высокого роста, у него голубые, ясные глаза, как у его дяди; я видела, как он разговаривал с хозяйкой молочной. Очень интересный».

Теперь у кота великолепный круглый живот и маленькие уши.

Керосиновая печка накалилась. Франсуаза больше не зябнет. Листок папиросной бумаги лежит там, где упал, около скамеечки, которую девушка ставит под ноги. Дом напротив не кажется ей таким грустным теперь, когда она знает, что там живут. Крыши высохли. Ветер свистит. Цинковый лиси на крыше старого особняка яростно накидывается на черепицы, которые, высыхая, делаются красными.

Кот, красивый черный кот с зелеными глазами. Но он неуклюж, как все чучела животных.

«Племянник графа де-Сардера блондин». 

IV

Мадам Фессар прикрывает розоватым платком свой лиловый капот. Она говорит уже с четверть часа. Ей не стоится на месте от нетерпения, столько пыла вкладывает она в свою речь. Франсуаза вышивает край русской рубахи и не поддерживает разговора с зашедшей к ней соседкой.

Это худая маленькая женщина; она прислонилась к притолоке, зябко кутается в платок и время от времени задевает пышный бюст манекена, одетого в желтое ситцевое платье, сметанное на живую нитку. При каждом резком движении ткань колышется, вздувается, расходится волнами, в которых исчезают мелкие складочки; потом легкая ткань снова успокаивается.

Жена шапочника возбуждена еще более, чем обычно. Она собирается провести вечер в гостинице с сыном местного врача. Она припрыгивает от радости, делится своими планами, прошлыми переживаниями, надеждами.

— Да ведь ты его знаешь, Франсуаза, он все время танцевал с тобой в сочельник; тот, что под конец захмелел и так смешно распевал во все горло: «Однажды жил толстяк-монах…»

Девушка вышивает красную кайму; она не шевелится, не поднимает головы, только вздрагивают ресницы, руки проворнее работают иглой. Она не отвечает, но она не забыла этого рослого молодого брюнета, с толстыми отвислыми губами и срезанным подбородком. Она помнит его губы, с которых текли вино и слюни, губы влажные и жирные, губы, которые тянулись к ее шее, руки, которые мяли ее простенькое черное платье из тафты, помнит его пьяную икоту на улице, где уже брезжил грязный рассвет праздничного дня.

— Ну и веселились же мы в ту ночь, — только светские молодые люди знают обращение с женщинами. Вот мой муж, хоть и понимает толк в любви, а манеры у него не те, что у Поля. Ничего не поделаешь, у меня нежная душа…

Мадам Фессар откидывает платок. Под облегающим ее капотом обозначается худая, но еще крепкая грудь. Черные глаза на выкате блестят.

У Франсуазы такое ощущение, будто пространство, где она может двигать руками, подымать голову, суживается; окружающие вещи — снисходительные свидетели, сообщники этой женщины; мадам Фессар любит этот буфет, она завидует счастливой обладательнице черной шелковой куклы.

Пальцы девушки судорожно сжимают рубашку, когда супруга шапочника говорит:

— А чашки; у тебя как-никак милы; и подумать только, что они достались тебе даром; всегда-то тебе везет; работы не ищешь, а работы хоть отбавляй, за мужчинами не бегаешь, а стоит тебе захотеть, и ты с ума сведешь любого красивого мальчишку. Ах, да, ведь я ж тебе не сказала. Все в тот же знаменитый сочельник ты пользовалась громадным успехом. На-днях еще Поль говорил мне, что к тебе неравнодушен его приятель, знаешь, красивый брюнет, похожий на него, у которого еще отец адвокат и помощник мера. Он даже предложил нам прокатиться с ним в Париж, когда мой муж поедет на юг погостить к матери. Шикарно, вчетвером, придраться не к чему. Послушай-ка, Франсуаза, давай встретимся на бульваре после театра? У приятеля Поля водятся деньжата.

Франсуаза разбита. Ей хочется надавать болтливой кумушке пощечин; она чувствует отвращение, как при прикосновении к сальной посуде. Она терпеть не может мыть посуду.