Крысы - [15]

Шрифт
Интервал

Словно все еще чувствуя холод долгих вечеров, когда она, заботливая мать, засиживалась за вязаньем, беспокоясь, как бы ее сынок не простудился, она поднимает голову, не прерывая движения пальцев, и чуть-чуть улыбается, — за окном гостиной на бульваре видны широкие листья каштанов.

Тонкие губы сжаты, но складки на обрюзгшем лице расправились.

На деревьях распевают птицы, ветер колышет занавески, и сквозь приоткрытое окно проникает тепло уже жаркого солнца. Гудение мотора, несколько выстрелов в глушителе, указывающих на то, что машина отправляется.

Игра петель не прерывается: пальцы мадам Руссен только замедлили свой бег, когда из ворот напротив выехала машина. Но в тусклых глазах мадам Руссен не видно раздражения, как бывает обычно, когда с ней заговаривают о семье Эрише. Она не чувствует к ним ненависти. Но с тех пор, как они приобрели старинный особняк по соседству, с тех пор, как в конюшне, предназначенной для лошадей, водворились их новенькие авто, с тех пор при упоминании об этих соседях морщинки по обеим сторонам рта мадам Руссен часто залегают глубже. Но сейчас, несмотря на воспоминание о колье, в котором мадам Эрише щеголяла на последнем спортивном балу, мадам Руссен, сидя в кресле напротив двери, открытой в столовую, где горничная сейчас будет накрывать на стол, чувствует умиротворение. Машинально взглядывает ома на мраморные часы, так как через открытое окно доносится запах вареной рыбы. Четверть двенадцатого. В ее распоряжении еще четверть часа, чтобы убрать вязанье в рабочий столик, приютившийся; в простенке между окнами. Она расправляет свое грузное тело, уставшее от утренних хождений: они с кухаркой спозаранку отправились за рыбой, — по пятницам готовится рыбное.

Клубок шерсти тихонько подкатывается к лакированному столику и останавливается у, тонких ножек, Нитка натянулась и дрожит при каждом движении рук, связывая мадам Руссен со столиком.

Мадам Руссен вспоминает, что Сублены приглашали к себе на дачу в Мениль-Энар на чашку чая. Медленно открывает она рабочий столик, убирает туда джемпер, пока еще с одним рукавом. Спицы воткнуты в клубок.

На прибитом к полу ковре не остается отпечатков ног. Мадам Руссен садится и облокачивается на секретер розового дерева. Тщедушный столик, кажется, согнется под тяжестью ее массивных рук. Белый листок покрывается ровным наклонным почерком, которому обучали сорок лег тому назад в монастырской школе на улице Авалас; почерк мадам Сублен столь же современен, сколь этот старомоден. Но оба письма, лежащие рядом, не дисгармонируют, они дополняют друг друга. Они похожи однообразием своих выражений, как на семейных портретах внучка в декольтированном платьице и бабушка в строгом репсовом платье — на одно лицо.

Мадам Руссен собирается на чашку чая к Субленам, в вежливых выражениях подтверждает она свое согласие. Налепив марку на запечатанный конверт, она поднимается. Прощай покой, она убрала ого в рабочий столик вместе с джемпером. В окружении дешевых безделушек, развешанных по стенам, расставленных на позолоченных консолях, на полочках, она, не садясь, мысленно проверяет счет кухарки, прежде чем спуститься на кухню и проследить за приготовлением обеда. Она намечает распределение своего дня: открытие Общества покровительства бедным девушкам, заседание секретариата Лиги французских женщин, затем чай у Дюрефе. В уме мелькает образ мадам Эрише, блеск бриллиантового колье, ее мутит при воспоминании об этом ценном украшении на костлявой груди мадам Эрише, разбогатевшей от подрядов на общественные работы. В памяти встает целый поток злословия: недоброкачественный материал на государственные постройки, — не бетон, а чистый песок; компрометирующие связи с представителями левых направлений. А между тем муж в отличных отношениях с Эрише. Воспоминание о бриллиантовом колье меркнет; Эрише — префект; префект, орден Почетного легиона для Робера. Мысленно она уже видит красную ленточку в петлице у мужа.

К моменту появления горничной с большим подносом, заставленным посудой, взятой из шкафов в буфетной, красная ленточка успела исчезнуть, так как мадам Руссен мысленно развивает уже кипучую деятельность в благотворительных учреждениях, где сегодня после обеда ей предстоит высказать свое мнение, дельное и авторитетное. 

Горничная накрывает стол скатертью, расправляет складочки.

Мадам Руссен входит в столовую, скользит взглядом по ряду стульев и подходит к серванту, где стоит пузырек с мышьяком.

— Будьте добры, поставьте к прибору мосье Филиппа.

— Сию минуту, мадам.

Филипп не болен, боже упаси, но он переутомился от усиленной подготовки к экзаменам сверх работы в конторе адвоката, где проходит предварительный стаж, и капли должны восстановить его силы.

— Вы не позабыли, что мосье Филиппу, надо поджарить бифштекс?

— Кухарка поджарила, мадам.

— Сейчас взгляну.

Уже открывая дверь, мадам Руссен слышит:

— Кажется, в вестибюле есть письма для вас, мадам,

— Надо было подать их мне, Элиза.

Мадам Руссен пожимает плечами.

— Но их только что принесли, мадам.

Вестибюль рядом с столовой. Деревянный сундук, металлический поднос, письма…


Рекомендуем почитать
Мужество женщины

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Краболов

В 1929 году Кобаяси опубликовал повесть "Краболов", где описывает чудовищную эксплуатацию рабочих на плавучей крабоконсервной фабрике. Повесть эта интересна и тем, что в ней автор выразил своё отношение к Советскому Союзу. Наперекор японской официальной прессе повесть утверждала светлые идеи подлинного революционного интернационализма, дружбы между советским и японским народами. Первое издание "Краболова" было конфисковано, но буржуазные издатели знали, что повесть будет иметь громадный успех. Стремление к выгоде взяло на этот раз верх над классовыми интересами, им удалось добиться разрешения печатать повесть, и тираж "Краболова" за полгода достиг невиданной тогда для Японии цифры: двадцати тысяч экземпляров.


Хочу отдохнуть от сатиры…

Саша Черный редко ставится в один ряд с главными русскими поэтами начала XX века. Некоторые знают его как сказочника и «детского поэта», кому-то, напротив, он представляется жестким и злым сатириком. В действительно в его поэзии звучит по-чеховски горькая нежность к человеку и себе, которой многим из нас так часто не хватает. Изысканный и грубый, лиричный и сатиричный, одновременно простой и непростой Саша Черный даже спустя сотню лет звучит свежо, остроумно и ярко.


Взгляни на арлекинов!

В своем последнем завершенном романе «Взгляни на арлекинов!» (1974) великий художник обращается к теме таинственного влияния любви на искусство. С небывалым азартом и остроумием в этих «зеркальных мемуарах» Набоков совершает то, на что еще не отваживался ни один писатель: превращает собственную биографию в вымысел, бурлеск, арлекинаду, заставляя своего героя Вадима Вадимовича N. проделать нелегкий путь длиною в жизнь, чтобы на вершине ее обрести истинную любовь, реальность, искусство. Издание снабжено послесловием и подробными примечаниями переводчика, а также впервые публикуемыми по-русски письмами Веры и Владимира Набоковых об этом романе.


Петр Иванович

Альберт Бехтольд прожил вместе с Россией ее «минуты роковые»: начало Первой мировой войны, бурное время русской революции. Об этих годах (1913–1918) повествует автобиографический роман «Петр Иванович». Его главный герой Петер Ребман – alter ego самого писателя. Он посещает Киев, Пятигорск, Кисловодск, Брянск, Крым, долго живет в Москве. Роман предлагает редкую возможность взглянуть на известные всем события глазами непредвзятого очевидца, жадно познававшего Россию, по-своему пытавшегося разгадать ее исторические судьбы.


Избранное: Куда боятся ступить ангелы. Рассказы и эссе

Э. М. Форстер (1879–1970) в своих романах и рассказах изображает эгоцентризм и антигуманизм высших классов английского общества на рубеже XIX–XX вв.Положительное начало Форстер искал в отрицании буржуазной цивилизации, в гармоническом соединении человека с природой.Содержание:• Куда боятся ступить ангелы• Рассказы— Небесный омнибус— Иное царство— Дорога из Колона— По ту сторону изгороди— Координация— Сирена— Вечное мгновение• Эссе— Заметки об английском характере— Вирджиния Вульф— Вольтер и Фридрих Великий— Проситель— Элиза в Египте— Аспекты романа.