Крысолов - [7]

— Юстас никогда не оставит Лигу, — сказала она. — Даже если немцы вступят в Швейцарию, он не оставит Женеву. Там столько важной работы.

Старик посмотрел на нее поверх очков.

— Но если немцы вступят в Швейцарию, позволят ли они ему продолжать эту работу?

— Почему же, конечно, позволят, — сказала она. — Лига — международное учреждение. Да, я знаю, Германия уже не член Лиги. Но она ценит нашу деятельность, мы вне политики. Лига гордится тем, что способна работать одинаково хорошо в любой стране и при любом правительстве. Ведь иначе ее нельзя было бы назвать подлинно международной организацией, не правда ли?

— Да, пожалуй, что так, — согласился старик.

Несколько шагов они шли молча.

— Ну, а если немцы действительно войдут в. Женеву, ваш муж там останется? — спросил наконец Хоуард.

— Конечно. Не может же он изменить своему долгу, — сказала миссис Кэвено. И, немного помолчав, прибавила: — Поэтому он и отослал меня с детьми сюда, во Францию.

Она пояснила, что с Англией они не связаны. Уже десять лет живут в Женеве; здесь родились их дети. За это время они даже на каникулы редко ездили в Англию. И вовсе не думают, что теперь ей нужно уехать с детьми в Англию, так далеко от мужа. Сидотон совсем рядом, через границу — и то уже далеко.

— Все это только на две-три недели, — сказала она спокойно. — А потом положение прояснится и можно будет вернуться домой.

Домом она называла Женеву.

У входа в гостиницу они расстались, но на другой день за завтраком миссис Кэвено улыбнулась Хоуарду, когда он вошел в комнату, и спросила, доволен ли он прогулкой.

— Я дошел до Пуэн де Неж, — ответил он учтиво. — Сегодня утром там чудесно, просто чудесно.

После этого они часто обменивались двумя-тремя словами, и у Хоуарда вошло в привычку по вечерам, после ужина, проводить с нею четверть часа в гостиной за чашкой кофе. Познакомился он и с детьми.

Их было двое. Рональд, темноволосый мальчик лет восьми, всегда раскладывал по всему полу гостиной рельсы игрушечной железной дороги. Он был большой любитель техники и застывал, как завороженный, у входа в гараж, когда консьерж с трудом заводил старую, уже десять лет прослужившую машину.

Однажды старик Хоуард подошел к мальчику.

— А ты умеешь править такой машиной? — мягко спросил он.

— Mais oui — c'est facile, ca.[8] — Мальчик охотнее говорил по-французски, чем на родном языке. — Надо влезть на сиденье и вертеть баранку.

— А завести машину можешь?

— Надо только нажать вон ту кнопку, et elle va.[9] Это электрический стартер.

— Правильно. Но этот автомобиль, пожалуй, слишком велик для тебя.

— Большим автомобилем легче править, — возразил мальчик. — А у вас есть машина?

Хоуард покачал головой.

— Теперь нет. Раньше была.

— А какой марки?

Старик беспомощно посмотрел на него.

— Право, я забыл. Кажется, «стандард».

Рональд поднял на него недоверчивые глаза:

— Неужели вы не помните?!

Но Хоуард не мог вспомнить.

Пятилетнюю сестренку Рональда звали Шейла. Ее рисунки валялись по всему полу гостиной, такая сейчас ею овладела страсть — она не расставалась с цветными карандашами. Однажды, спускаясь по лестнице, Хоуард увидел Шейлу на площадке; присев на корточки, она усердно рисовала что-то на титульном листе книжки. Первая ступенька лестницы заменяла ей стол.

Старик остановился подле нее.

— Что ты рисуешь?

Она не ответила.

— Ты не покажешь мне? — продолжал Хоуард. — Очень красивые у тебя карандаши. — Он с трудом опустился на одно колено, ревматизм давал себя знать. — Похоже, это у тебя дама.

Девочка подняла глаза.

— Дама с собакой.

— Где же собака? — Хоуард вглядывался в пеструю мазню. Девочка молчала. — Хочешь, я нарисую собаку на поводке, она пойдет за хозяйкой?

Шейла усиленно закивала в знак согласия. Хоуард наклонился над рисунком, колени ныли. Но рука давно утратила былые навыки, и собака вышла похожа на свинью.

— Дамы не водят свиней гулять, — сказала Шейла.

Чувство юмора не изменило старому юристу.

— А эта дама повела, — возразил он. — Помнишь, как в стишке: «Хрюшка-свинюшка на базар пошла»?

Девочка минуту подумала.

— Тогда нарисуйте и хрюшку, у которой дома дела, — сказала она. — И еще поросенка-детку, он кушает котлетку.

Но коленям Хоуарда стало невтерпеж. Он с трудом выпрямился.

— Их я нарисую завтра.

Только теперь он заметил, что изображение дамы, ведущей на прогулку свинью, украсило собою титульный лист «Детства Иисуса».

На другой день после завтрака Шейла ждала его в прихожей.

— Мама позволила угостить вас помадкой.

И она протянула ему бумажный кулек с клейким комом на дне.

— Весьма благодарен, — серьезно сказал Хоуард. Пошарил в кульке и, отщипнув кусочек, отправил в рот. — Спасибо, Шейла.

Девочка повернулась и побежала через бар в просторную кухню гостиницы. Слышно было, как она защебетала по-французски с мадам Люкар, предлагая ей помадку.

Старик обернулся и увидел на лестнице миссис Кэвено. Он украдкой в кармане вытер пальцы носовым платком.

— Ваши дети прекрасно говорят по-французски, — заметил он.

— Да, правда? Они ходят в здешнюю школу, а учат здесь, конечно, по-французски.

— Вероятно, они усваивали язык так же незаметно и просто, как дышали, — сказал Хоуард.