Крысолов - [7]

Так что я ничуть не сожалею, что переквалифицировался в крысолова. Надо отметить, что данный термин несет троякий смысл – прямой, жаргонный и переносный. Прямой очевиден: крысолов – это борец с вредоносными грызунами, искусник по части капканов, ловушек и ядов. Жаргонный обозначает одну из категорий квартирных воришек, которые (о польза чтения словарей!) подразделяются на «обходчиков», «наводчиков», «хвостовщиков», «балконщиков», «форточников», «сычей», «ходящих по соннику» и «крысоловов». Но переносный смысл этого термина не столь очевиден и весьма глубок. Происходит он, разумеется, от крысы, только не серой, а финансовой, каких в условиях демократических свобод расплодилось видимо-невидимо; ну а где крысы, там и крысолов.

Если угодно, считайте меня сыщиком, аналитиком или специалистом в области прогнозов, но я определяю свою профессию иначе: охотник на крыс. Случается мне оказывать и другие услуги, в смежных и сопредельных областях – так что если вам нужен деловой совет, если вы стонете под гнетом налогов, если вас интересует рейтинг определенных фирм, если вы нуждаетесь в кредитах или в финансовой «крыше», если вы подыскиваете партнеров или намерены утопить конкурента – словом, если при минимуме затрат вы хотите добиться максимальной пользы, навестите меня. Вместе мы пересечем океан коррупции, инфляции и девальвации, минуем отмели монетаризма и рифы налогообложения, уцелеем в мафиозных штормах, переживем обвальные лавины и окажемся на благодатных островах, густо заросших «черным налом». В конце концов, экономика должна быть экономной, и я продемонстрирую вам это на практике – но, разумеется, не бесплатно. Еще я объясню вам законы нынешнего российского рынка, согласно которым социалистическая экономика плавно переросла в криминальную.

Промелькнули Орехово, Сосново, Лосево, затем электричка прогрохотала по мосту над Вуоксой. Внизу ревел, ярился и стонал широкий поток; волны хищно облизывали скалы, две отважные байдарки мчались по самому стрежню с маниакальным упорством самоубийц. В течение следующих сорока минут поезд приближался к Приозерску, вагон постепенно пустел, а пейзаж за окном становился все более девственным, суровым и диковатым. Местность тут, говоря языком топографов, сильно пересеченная: овраги и буераки, холмы и скалы, ручьи и речушки, а также болота, озера и лужи. Все это – за исключением водных пространств – поросло соснами да елями, осинами да березами, все обильно увлажнено, украшено папоротником, мхами и зарослями дикой малины. Поселки тут небольшие, однако, по давней финской традиции, просторные – от дома до дома не докричишься. Отличное местечко, чтоб спрятаться, когда отоваришь пару-другую поддельных авизо.

Я вышел на станции Морозное, в одном перегоне от Приозерска. Отсюда до моей фазенды полчаса пешком: сначала по шоссе, потом по грунтовке, ведущей к совхозу «Три Сосны», потом мимо озера за холм к детскому лагерю «Солнышко», а от него – по колдобистой дорожке через лес, потом снова через лес, но уже без дорог и тропинок. Дорожка сворачивала к хутору Петровича, служившего пожарником в «Трех Соснах»; Петрович, основательный мужик в годах, его супруга Клава, их дочь, зять и малолетние внуки были самыми близкими из моих соседей. Не в смысле духовной близости, а чисто территориально.

Одолев дорогу в бодром темпе, я подошел к калитке, остановился и осмотрел свои владения поверх штакетника. Дом – небольшой бревенчатый сруб с трубой, под крашенной охрой железной крышей; слева – веранда с крыльцом и дверью, справа – дровяной навес на четырех столбах и кубометра четыре неколотых дров. Еще имелись деревянный столик со скамьей, будка – отхожее место, колодец, большая ель, десяток сосен, кусты одичавшей смородины, а также трава – в буйном и непобедимом изобилии.

Дверь на веранду была притворена, трава не примята, дым из трубы не вился, на кустах смородины алели грозди ягод, еще не оприходованных дроздами. Безлюдье, тишина, покой… Только с дровами случилось что-то непонятное – они были раскиданы, словно под навесом порезвился средних размеров носорог. Но старые, заляпанные краской лабораторные халаты, в которых я красил крышу, по-прежнему висели на вбитом в столб гвозде. Халатов было два: один – синий, другой – коричневый, и в кармане коричневого хранились запасные ключи от веранды и от двери в дом. Сергей, разумеется, знал про этот тайник.

Я окликнул его и, не получив ответа, направился к крыльцу, сшибая по дороге желтые головки одуванчиков. Тягостное чувство вдруг охватило меня; внезапно подумалось, что если звонок Сергея действительно связан с визитом кавказских родичей, то ему положено находиться тут, на моей фазенде, вместе с дочкой. А Маша была весьма непоседливым существом, достаточно шустрым и активным, чтобы крыльцо и стол, трава и каждый смородинный куст носили явный отпечаток ее присутствия. Правда, Сергей не говорил, что собирается сюда с Машуткой… Ее могли отправить в Лодейное Поле или к какой-нибудь Жанниной подружке…

«Или на Крит», – мелькнула дурацкая мысль, когда моя ладонь коснулась двери.