Крыши Тегерана - [67]

Пока я был в больнице, я выведал историю старика. Он был богатым почтенным торговцем. Его первая жена умерла пятнадцать лет назад, оставив его с тремя сыновьями, они жили в его огромном доме с молодыми женами. Делами старика занимались сыновья, и он большую часть времени проводил в одиночестве, но остро нуждался в общении. В конечном счете он женился на женщине значительно моложе себя. Она заботилась о нем, а некоторые говорили, что очень его любила. Он обожал ее и выполнял любое ее желание. Молодая жена хорошо ладила с невестками старика, примерно одного с ней возраста. Потом, год тому назад, старику поставили диагноз — рак. Для всей семьи это был страшный удар.

Старик хотел быть уверенным, что все его родные будут хорошо обеспечены после его смерти, поэтому он переписал завещание и разделил свою собственность поровну между детьми и молодой женой. Это привело в ярость старшего сына.

Однажды, когда старика не было дома, сын вошел в комнату жены и обозвал ее авантюристкой и негодяйкой. Между ними произошла громкая ссора, прибежали двое других сыновей. Старший сын набросился на женщину и жестоко избил ее. Братья и их жены пытались вмешаться, но было поздно. К тому времени, как приехали полиция и «скорая помощь», женщина была мертва. Старший сын получил пожизненный тюремный срок, а старик, едва узнав о смерти жены, сошел с ума. С тех пор он в клинике. Его состояние быстро ухудшается.

— Ему осталось мало времени, — грустно произносит Яблочное Лицо.

Ахмеда скоро освободили из тюрьмы. Отец говорит, что САВАК оправдала нас всех.

— Почему они не забрали меня? — спрашиваю я.

— Ну, во-первых, из-за твоего состояния. А во-вторых, они знали, что ты не связан с деятельностью Доктора.

— Тогда зачем забрали Ахмеда?

— Только чтобы подтвердить то, что им уже было известно. Это обычная практика САВАК.

Новость об освобождении Ахмеда переполняет меня неописуемой радостью. Должно быть, я впервые улыбаюсь с тех пор, как услышал о смерти Зари.

— Где похоронена Зари? — спрашиваю я отца, когда у меня наконец хватает смелости это сделать.

— Ее родным еще не сообщили, — отвечает отец со страдальческим выражением в глазах.

Той ночью я сплю плохо. На улице идет дождь, и впервые я думаю о Зари, лежащей в могиле — там, под дождем. По спине пробегает холодок. Я вспоминаю, как она говорила, что всегда будет рядом, и пытаюсь представить себе уютное тепло ее объятий.

Неожиданно я вспоминаю свой сон, в котором Доктор вместе с Ахмедом и Зари входят в рощу. «Он забрал Зари. Он забрал Ахмеда», — без конца говорю я себе. Мощный приступ тревоги повергает меня в исступление. Я покрываюсь потом, тело пробирает сильная дрожь. Неужели они лгут мне — мои родители и Яблочное Лицо? Мы, персы, любим как можно дольше ограждать друг друга от плохих новостей. Пару лет назад в нашем переулке умер семидесятилетний мужчина. В то время его дочь была студенткой Лондонского университета. Ее родные целый год скрывали от нее его кончину. Каждый раз, когда она звонила, ей говорили, что отца нет в городе, или он в командировке, или ушел за покупками, или гостит у родственников. «Зачем ей сейчас узнавать об этом? — рассуждали они. — Он умер, и ее печаль его не вернет. У нее середина семестра, и отвлекаться ей не стоит».

Наверное, мне лгут про Ахмеда. Я снова вспоминаю сон. Я был на лугу с Зари, Фахимех и Ахмедом. Из леса неподалеку вышел Доктор, он читал стихи Руми. Зари наклонилась и поцеловала меня, а потом они с Ахмедом пошли в лес вслед за Доктором. Теперь все понятно. Ахмед тоже умер! Я разражаюсь рыданиями и криками, требую свидания с отцом.

Когда в больницу приходит отец, я говорю ему, что хочу видеть мать Ахмеда, потому что, если Ахмед умер, она не сможет скрыть этого от меня. Кожа у меня страшно болит, и хочется кричать изо всех сил, чтобы освободиться из оков тела. Отец клянется моей жизнью, что Ахмед не умер. В обычных обстоятельствах отец ни за что не стал бы клясться моей жизнью или лгать, но что-то подсказывает мне, что сейчас он может. Если верить моей бабушке, это та разновидность неизбежной лжи, которую Бог прощает.

— Если он жив, то почему не пришел навестить меня? — спрашиваю я.

— Потому что это может быть небезопасно, — отвечает отец.

— Мне показалось, ты сказал, нас оправдали.

— Оправдали.

— Тогда почему для него опасно увидеться со мной?

Подыскивая ответ, отец кажется смущенным. Я требую встречи с матерью Ахмеда. Отец и доктор Сана обмениваются взглядами. Потом они выходят из палаты поговорить.

Вечером я беспокойно мечусь и верчусь в постели и вдруг слышу, как Ахмед передразнивает свою бабку: «Будь здесь мой муж, он бы наподдал тебе по заднице!» Я выскакиваю из кровати и бегу к нему. Он стоит у двери. Мы крепко обнимаемся, совсем как мой отец с господином Мехрбаном, когда они встретились через восемнадцать лет. Отец и доктор Сана смотрят на нас мокрыми от слез глазами, а потом выходят из палаты. Ахмед на вид худой и слабый, словно его долго не кормили.

— Ты похудел, — говорю я.

— Много тренировался в последнее время, — произносит он с теплой улыбкой на губах.

— Тренировался?