Крымское танго - [65]

Сергей умолк, но, глядя на ироничные смешинки, пляшущие в глазах Тимошенко, добавил, улыбаясь:

— Если немного помечтать, то можно представить себе, как Вы, парочка президентов или премьер-министров, какие-нибудь английские или японские принцессы танцуете на каком-нибудь балу… ну или на конкурсе, а между вальсом и танго обсуждаете мировые проблемы…

— Неужели Вы думаете, что после таких перспектив я откажусь! — задорно рассмеялась Юлия Владимировна.

— Вот и отлично! Будем считать, что мы подписали протокол о намерениях.

— Я надеюсь, что этот "протокол" очень скоро превратится в полноценный договор о сотрудничестве и взаимопомощи, — не переставая улыбаться, сказала Тимошенко. — Но сейчас, к моему великому сожалению, мне пора…

* * *

Катерина, вернувшись домой, торопливо переоделась и, увидев, что в отцовском кабинете горит свет, постучалась.

— Заходи, заходи!

Она открыла дверь и остановилась, опершись на косяк.

— А ты знаешь, с кем рядом мы скоро, скорее всего, будем тренироваться?

— После моего "прокола" с Ницше я уже боюсь предполагать что-либо вообще.

— С Тимошенко. Юлией Владимировной!

— В каком смысле?

— В прямом. Она приезжала к Ефимову прямо в зал, мы с Денисом и Татьяна с Марко при этом тоже были, они никуда не уходили и говорили отнюдь не шепотом. Сначала речь шла о встречах в Питере, причем прозвучало имя какого-то Джека Стейнбека и, как мне показалось, Тимошенко довольно тепло благодарила Михалыча.

— Кого-кого?

— А, это Ефимов, который Сергей Михайлович, как-то со смехом рассказал, что его родная сестра иначе, чем Михалычем, не называет. Но себя Михал-л-ной называть запрещает… А потом он буквально за одну минуту практически уговорил её начать заниматься танцами.

— Ты какие-то сказки рассказываешь. Как можно за одну минуту уговорить кого-либо на что-либо? Тем более премьер-министра. Тем более Тимошенко.

— Ну, он же не о цене на газ договаривался, — усмехнулась дочь.

— Но-но! Что ты понимаешь?! Это даже не важно — о чем договариваться. Важно, что человек уровня премьер-министра обещает какому-то тренеру по танцам поменять ему в угоду свой график, расписанный на годы вперед… Подожди-подожди, что они говорили о Стейнбеке?

— Я даже не знаю, кто это. Вернее, знаю фамилию, — писателя, но он ведь умер давным-давно, а они говорили о живом человеке. Что-то о его заинтересованности в реализации инициатив Ефимова. Каких именно — сказано не было…

— Так, понятно… Извини, но мне понадобится кое-что выяснить о твоем Михалыче. Напомни мне дня через три об этом разговоре…

На третий день с утра у него на столе лежала довольно пухлая папка, содержащая в себе не только биографические, финансовые и карьерные данные, но и все статьи, обзоры и комментарии, где стояла подпись Ефимова, его интервью и подборка комментариев к его сообщениям в "Мы". Быстро проглядев все материалы, он снял трубку, набрал короткий номер и, дождавшись ответа, коротко бросил: "Антон, зайди, пожалуйста".

— Ты ведь знаком с Сергеем Михайловичем Ефимовым? — последовал быстрый вопрос, едва чиновник вошел и расположился за приставным столиком.

— Да, мы несколько раз встречались.

— Можешь коротко охарактеризовать?

— Конечно, — после секундного размышления ответил Антон, — но вначале я бы хотел сказать, что если бы не он, Крымского проекта просто не было бы.

— И… из чего это следует. Здесь, — он ткнул в папку, — этого нет.

— А там вообще нет никаких аналитических материалов. Не успели подготовить.

— Это не ответ.

— Прошу прощения. Это было моё личное мнение, которое я никогда не решусь высказать публично. Мне показалось, что такая характеристика будет уместнее. Можно ещё добавить переговоры с Тимошенко и Стейнбеком. И… ещё там нет ничего про Беслан. Потому что изложить это на бумаге не представляется возможным.

— Сколько можно говорить загадками!? Конкретнее можно?

После того, как Антон рассказал об их с Андреем Олеговичем позапрошлогодней беседе с Ефимовым и обо всем, что за этим последовало, в кабинете стало так тихо, что стало слышно тиканье часов на руках.

Наконец хозяин кабинета шумно выдохнул, перевернул пару листов в по-прежнему лежащей перед ним папке и сказал:

— И всё-таки придётся как-то перекладывать это на бумагу и отдавать на экспертизу… ну… понятно кому.

— Должно ли это означать, что Ефимов будет включен в соответствующие списки?

— Возможно. Но не сейчас. Пока у него не та весовая категория. Лучше скажи, что он за человек.

— Я бы назвал его человек-парадокс. Уж в слишком далеко отстоящих друг от друга вещах он видит что-то общее. Это означает, на мой взгляд, что был проведен очень глубокий анализ. Причем за очень короткое время и при минимуме исходных данных. Либо он — гений, способный предвидеть реальное развитие событий минимум на десять-пятнадцать лет. Но только в тех областях, которые ему интересны, либо могут затронуть его лично. Просить его анализировать развитие вооружений, например, — бессмысленно. Если бы людей можно было разделить без полутонов на пацифистов и милитаристов, я бы отнес его к первой категории.

— Вот как!? Вижу, что не только господин Ефимов способен к глубокому анализу. И каковы основания для такого вывода?