Крымские тетради - [151]

Не успели самолеты отбомбиться, а уцелевшие машины рассредоточиться, как по напуганным фашистам ударили партизанские автоматы.

Колонну сожгли, разгромили.

Это была хорошая работа, севастопольская!

…Заместитель командующего партизанским движением Крыма Георгий Леонидович Северский не только с волнением принял идею Македонского, но без промедления стал связываться со штабом Северо-Кавказского фронта.

И было получено: добро!

…Чердачное перекрытие. Пахнет пылью, мышами, прелым зерном. В середине, под сушильной трубой, лежит молоденький радист, прикрыв ватником аппаратуру. В углу, сдавленном железной крышей, вытянулся Иван Иванович Суполкин. Он всматривается в маленькие светлячки сигнализации, которые беспорядочно разбросаны между путями. За станцией в мглистой дымке чувствуется затемненный городок, недалеко — силуэт водокачки.

У выходной лестницы с чердака сидит Дуся.

Внизу, в огромной заброшенной пустоши, поют сверчки, и под легким сквозняком дрожит вырванный из крыши железный лист. А за стенами пакгауза идет своя, тревожная жизнь прифронтовой станции.

Кричит маневровый паровозик, сигналят водители машин кое-где копошатся солдаты, под командой разгружая что-то тяжелое, а на западе стеной стоит полыхающее зарево и слышны мощные вздохи кипящего в огне фронта.

Чьи-то шаги приближались к зданию. Дуся насторожилась, согнулась всем корпусом, стараясь всмотреться в темноту.

— Тома? — тихо спросила она.

— Я, я. — Запыхавшийся румын поднимался по ветхой лестнице.

Общими усилиями довольно подробно разобрались в том, что видел за несколько часов Тома. А видел он многое… На станции были эшелоны с пушками, снарядами, продовольствием. Здесь основной пункт разгрузки врага, действовавшего на Севастопольском направлении. Конечно, есть и зенитные установки, но не так уж густо, да и стоят они на заметном месте…

Четко работал молодой радист. Ровно в десять часов пятнадцать минут вечера он передал фронту разведданные, а в двенадцать ночи его связали с советским авиационным командованием.

Партизаны молча ждали решающего часа.

Дуся приблизилась к Ивану, вложила застывшие от напряжения пальцы в широкую ладонь друга и замерла…

— Самолеты над горами! — крикнул радист.

С востока нарастал неумолимый гул. Нервно захлопали зенитки, тревожно и коротко загудел паровозик. Рев моторов заполнил безбрежную темноту.

От горячих взрывов здание задвигалось и село.

— Иван! Я боюсь! — крикнула Дуся.

— Дура! — Иван матюкнулся и прижал к себе женщину, которая была храброй — уж это он знал, — но впервые испытывала бомбежку.

С крыши что-то падало, дрожали железные листы.

В нескольких метрах от пакгауза сразу вспыхнул огонь, стало видно как днем.

Горели эшелоны, рвануло склад со снарядами, угол пакгауза отвалился.

В дыму дождались рассвета.

В четыре часа связались с фронтом; оттуда потребовали: выяснить результат бомбоналета.

Партизанам все хорошо было видно. Еще горели склады, станция казалась полностью вымершей. Водокачка свалена набок. На путях — груды горелых вагонов. Поперек депо лежит паровозик, загораживая выезд.

Все вокруг изрыто воронками, сам вокзал превращен в груду камня.

Истошно воя сиренами, к станции подскочили санитарные машины. Поглядывая на небо, санитары извлекали из развалин раненых и трупы.

По щербатым, с вывернутыми камнями платформам в паническом ужасе бегало железнодорожное начальство.

Волна за волной шли к станции автомашины. На развороченной, пахнущей дымом и гарью земле появились немецкие и румынские саперы. Под крик офицеров начались срочные восстановительные работы. До вечера противник расшвыривал с путей горелые вагоны, — приводил в порядок линии.

По путям прошел первый маневровый паровоз. Немцы с бешеной торопливостью приводили в порядок разрушенное.

Вторая ночь на крыше проходила в тревоге. Фронт дал приказ: дожидаться следующего вечера.

Перед самым рассветом Тома снова ушел в разведку.

Целый день стучали кирки, шипели электросварочные аппараты. Откуда-то подвезли огромный подъемный кран и подняли лежащий поперек рельсов паровозик.

Прошел день, но Тома не возвращался. Стали беспокоиться.

— Пойду поищу, — сказала Дуся.

— Только будь осторожна, — Иван задержал руку. — Может, сам придет?

— Иван, ты понимаешь: и его надо найти, и узнать, как это все они устроили. Там, — она кивнула на радиста, — там ждут.

Иван понимал, что надо непременно кому-то посмотреть на все собственными глазами.

— Иди, Дуся.

И она ушла. Проходило время. Иван беспокойно вслушивался в каждый шорох. Потом, уже после войны, сказал как-то: «Эх, напрасно отпустил. Ведь знал: беда может случиться».

В темноте раздались шаги…

— Дуся?

— Тома пришел.

— Что? Где был? А Дусю, Дусю видел?

— Ой, Ивани… Зачем пустил? Сольдат один, сольдат два, много…

Оказалось, что Тому задержал патруль, привел его в комендатуру, начали допрашивать: кто да откуда, почему от подразделения отбился? Румынские стражники отпустили, приказали скорее к своим добираться и не болтаться по путям.

Время шло, уже передали радиограмму: Тома все точно разведал. Немцы уже гнали сюда новые эшелоны. Два стоят за бывшей водокачкой.

Дуся не возвращалась.