Крымские каникулы. Дневник юной актрисы - [34]
Я вдруг осознала, что мне очень дороги две тетради, исписанные моей рукой. Они словно частицы жизни, которые можно потрогать, можно перелистать. У моего милого букиниста я купила три тетради, чтобы продолжать дневник. Собиралась купить одну, но не смогла устоять перед желанием сделать моему другу «биселе[98] лучший гешефт», как говорили у нас в Таганроге.
Очень надеюсь на то, что очень скоро смогу написать в новой тетради, как получила весточку от родителей. Сердце подсказывает мне, что они живы и брат тоже.
От редакции
Третья тетрадь записей Фаины Раневской была утеряна. Оборвавшись на 10 мая 1920 года по старому стилю во второй из найденных тетрадей, они начинаются в третьей, 7 ноября 1921 года уже по новому стилю. И сама Раневская пишет о том, что тетрадей было четыре (см. далее). Третья по счету тетрадь дневников является четвертой по порядку, поэтому мы так и станем ее называть.
Тетрадь четвертая
Пьеса, которую И. сочинил к празднику, невероятно плоха. И Р., и Павла Леонтьевна, и я обращали его внимание на то, что французы, жившие в конце 18-го века, не могли изъясняться словами и выражениями из нашего времени. Вряд ли при штурме Бастилии кто-то мог кричать: «Долой графов и буржуев!» или «Всю власть – трудящимся!». Призыв топить контру в Сене тоже звучит смешно. Кажется, контру во Франции называли иначе. И «топить» – это тоже наше, крымское. И. отговаривался тем, что пьеса в первую очередь должна быть понятна зрителям, которые не блещут грамотностью. Пусть так. Больше всего нас удивило, что революционные французы поют «Интернационал». Им же положено петь «La Marseillaise»[99]. Для достоверности и чтобы внести в наш убогий спектакль хоть немного Франции, я предложила спеть «La Marseillaise» на французском и даже напела засевшее в моей памяти: «Allons enfants de la Patrie, le jour de gloire est arrivé!» Р. пришел в ужас. Мало ли кто что подумает. Вдруг решат, что мы поем что-то контрреволюционное. Его нервозность понятна. Люди страдали и за меньшие «прегрешения». Но это же «La Marseillaise», а не какие-нибудь куплеты! Понимая, что спорить бесполезно, я, тем не менее, немного поспорила. С Р. очень приятно спорить. Он так смешно хмурит брови и дергает себя за нос, что невозможно удержаться от улыбки. Р. на меня не обижается, привык. Премьера прошла хорошо. Впрочем, другого мы и не ожидали. Хлопали нам так, что трясся потолок, «Интернационал» спели дважды: на сцене и со зрителями. Из начальства был только Соболев[100]. Ему понравилось, аплодировал громче всех, а потом забрался на сцену (я никак не могу привыкнуть к новой моде карабкаться на сцену прямо из зала) и поблагодарил нас от имени горкома. В любом доме водятся мыши[101]. Похвалив спектакль, Соболев сказал, что на демонстрации мы прошли вяло. Бесполезно объяснять ему, что нам нельзя громко петь и кричать на воздухе, потому что мы должны беречь голос. Он закатывает глаза и талдычит свое: «Больше энтузиазма, товарищи актеры! Вы идете в авангарде революционной борьбы!» Когда надо громко петь, мы идем в авангарде, когда речь заходит о пайках, мы оказываемся в самом хвосте. К празднику мы получили по костлявой селедке и по красной косынке. Мужчинам достались только селедки. Из косынок устроили складчину на платье Ирочке. От селедки весь день страдаю жаждой и вспоминаю М., который советовал мне гасить голод водой. Очень хотела бы, чтобы М. пришел посмотреть «На дне» (редко когда фамилия автора так хорошо сочетается с содержанием пьесы!). Я чрезвычайно довольна своей Настей. Давно мечтала сыграть падшую женщину, мечтающую о романтической любви. Горький не Чехов, он неплохой драматург, но ничего священного для меня не представляет, поэтому я нарочно коверкаю имена Настиных кавалеров. Гастоша у меня то Жорж, то Генрих, то Жерар, а Рауля превращаю то в Рудольфа, то в Ромуальда. Павла Леонтьевна всякий раз грозит мне пальцем, а вот С. И., которой эта пьеса не нравится, одобряет мое поведение.
На демонстрации мне показали нового начальника Агитпропа[102] Сойфера. Похож на Чехова – интеллигентное лицо, такая же бородка, носит пенсне. Хотела спросить, не родственник ли он харьковским Сойферам[103], с которыми мой отец вел дела. Помню, как он сердился, когда что-то шло не так. Кричал: «Эти сойферы только бумажки писать умеют[104], а не делать дело!» Но скоро передумала и спрашивать не стала. Вряд ли родственнику таких богачей доверят руководить агитпропом. Сойфер – фамилия распространенная.
Снова воюем с клопами. Это какая-то напасть. То вши, то клопы, причем вся эта «насекомая живность», как ее называет наш комендант, день ото дня становится все крупнее и крупнее. Ужасно боимся тифа. Многие, заболев им, умирают. Лекарств нет, даже йода не достать. Для обработки ранок используем необычайно вонючий самогон, который где-то достает Тата (С. И. утверждает, что его делают из птичьего помета). Пить его невозможно, запах такой, что от него живой умрет, а мертвый воскреснет, но он щиплет ранки, а стало быть, действует.
Раневская – это эпоха! Язвительный философ с цигаркой в зубах. Каждое высказывание – скандал и эпатаж.Что за жизнь прожила та, которой злопыхатели приписывают роман с Анной Ахматовой и Меркурьевым, ссоры с режиссерами, самый тяжелый характер среди артистов и тотальное одиночество?
Великая Фаина Раневская по сей день вдохновляет и веселит своих поклонников неповторимым юмором. Ее афоризмы не менее популярны, чем цитаты Эйнштейна или Марка Твена — а количество приписываемых ей крылатых выражений зашкаливает! Пожалуй, Фаина Раневская — самая цитируемая женщина в истории. В этой книге собраны все афоризмы Фаины Раневской: великая мастерица острого словца не даст вам заскучать.
Прежде считалось, что Фаина Раневская была не просто «старой девой», а чуть ли не мужененавистницей, никогда не влюблялась и не выходила замуж. Ей даже приписывали авторство общеизвестной остроты: «Хорошее дело браком не назовут».Но, оказывается, в судьбе Раневской была единственная, зато великая любовь – любовь-наваждение, любовь – «солнечный удар», любовь на всю жизнь.Кому отдала свое сердце гениальная актриса? Кого она не могла забыть до конца своих дней? Кому была верна «и в радости, и в печали»? И почему хранила эту тайну почти полвека?А когда все же решилась рассказать – сквозь привычную иронию и «фирменные» остроты и афоризмы Раневской прорвалась такая неподдельная боль, такая скорбь, такой «плач Ярославны», что комок в горле…Много лет эта исповедь считалась пропавшей, утерянной, сожженной самой Раневской.
Любимая актриса советского кино и театра Фаина Георгиевна Раневская знаменита не только актерскими работами, но и своим остроумием, самоиронией и юмором. В беседах Раневская не стеснялась в выражениях, а ее гениальные фразы сразу же разлетались по Москве.
В личном архиве Фаины Раневской, который считался утраченным более четверти века, обнаружились не только ее сенсационные мемуары, дневники, рисунки, но и подборка стихов. При жизни великая актриса не показывала их даже самым близким друзьям, среди которых была и Анна Ахматова, – это ее Раневская считала Поэтом с большой буквы, а себя – всего лишь «рифмоплетом» (ее собственные слова). Однако каждый, кому повезет прочесть эту книгу, может убедиться, что «вирши» Раневской – настоящая поэзия: остроумная, талантливая, очень смешная, очень горькая, очень личная.
ТРИ БЕСТСЕЛЛЕРА ОДНИМ ТОМОМ. Полное издание воспоминаний, острот и афоризмов великой актрисы. Так говорила Раневская: «Красота – страшная сила. И с каждым годом всё страшнее и страшнее…» «Деньги, конечно, грязь, но до чего же лечебная!» «Не найти такой задницы, через которую мы бы уже чего-то не сделали» «Если жизнь повернулась к тебе ж.пой – дай ей пинка под зад!» «Живу с высоко поднятой головой. А как иначе, если по горло в г.вне?» Но эта книга – больше, чем собрание неизвестных анекдотов и хохм заслуженной матерщинницы и народной насмешницы Советского Союза, которая никогда не стеснялась в выражениях и умела высмеять наповал, чьи забористые шутки сразу становились «крылатыми», а нецензурные откровения, площадная мудрость и «вредные советы» актуальны до сих пор.
Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Эта книга рассказывает о героических днях гражданской войны, о мужественных бойцах, освобождавших Прикамье, о лихом и доблестном командире Филиппе Акулове. Слава об Акулове гремела по всему Уралу, о нем слагались песни, из уст в уста передавались рассказы о его необыкновенной, прямо-таки орлиной смелости и отваге. Ф. Е. Акулов родился в крестьянской семье на Урале. Во время службы в царской армии за храбрость был произведен в поручики, полный георгиевский кавалер. В годы гражданской войны Акулов — один из организаторов и первых командиров легендарного полка Красных орлов, комбриг славной 29-й дивизии и 3-й армии, командир кавалерийских полков и бригад на Восточном, Южном и Юго-Западном фронтах Республики. В своей работе автор книги И.
ПЯТЬ бестселлеров одним томом!САМОЕ ПОЛНОЕ ИЗДАНИЕ секретных дневников и личных записей Л. П. Берии, спасенных вопреки приказу его убийц.Политическое завещание величайшего государственного деятеля Сталинской эпохи проливает свет на главные тайны советской истории – 1937 год, катастрофическое начало войны, Атомный проект, гибель И. В. Сталина.В этих сокровенных дневниках, наедине с собой, «лучший менеджер ХХ века» исповедально искренен и честен, не избегая самых опасных тем, не замалчивая собственных ошибок, предельно откровенно отвечая на самые сложные вопросы.
Уникальный, без преувеличения исторический материал! Где, как не в письмах к своим близким мы можем полностью раскрыться и быть самими собой? В письмах к подруге Эсфири Ицкович, живущей в Баку, Раневская была совершенно искренна. Во-первых, они очень давно знали друг друга и между ними царило полное доверие. Во-вторых, в юности мечтавшая стать актрисой, Эсфирь интересовалась всем, что происходило в мире театра. С ней Раневская могла быть полностью откровенной, поскольку знала, что все сказанное между ними между ними и останется.
«От отца не отрекаюсь!» – так ответил Василий Сталин на требование Хрущева «осудить культ личности» и «преступления сталинизма». Боевой летчик-истребитель, герой войны, привыкший на фронте смотреть в лицо смерти, Василий Иосифович не струсил, не дрогнул, не «прогнулся» перед новой властью – и заплатил за верность светлой памяти своего отца «тюрьмой и сумой», несправедливым приговором, восемью годами заключения, ссылкой, инвалидностью и безвременной смертью в 40 лет.А поводом для ареста стало его обращение в китайское посольство с информацией об отравлении отца и просьбой о политическом убежище.
Впервые бесценные воспоминания великого ученого и изобретателя Николы Теслы стали достоянием общественности. Его открытия и научные прогнозы не потеряли своей актуальности до сих пор. Более того – многое, о чем говорил ученый, стало понятным только в ХХI веке, а что-то остается загадкой и сейчас.В том, что дневники впервые опубликованы в России, стране, к которой Никола Тесла относился с огромным уважением, можно усмотреть знак судьбы.Случайно ли пожар 1895 года погубил лабораторию Теслы? Что связывало гения с русским ученым Михаилом Филипповым, изобретателем «лучей смерти»? Филадельфийский эксперимент.