Крымская война - [18]

. «Чрезвычайно благоприятно, что Николай… к тому же оказался человеком, на чью честность и верность слову можно без всякого риска положиться», — писал лидер оппозиции лорд Мельбурн. После возвращения императора в Санкт-Петербург Нессельроде составил меморандум, где в письменной форме были изложены основные положения достигнутых договоренностей. Последовавший обмен письмами между министрами обеих стран означал формальное признание этого меморандума британским правительством. Таким образом мир в Восточном Средиземноморье, включая Проливы, был обеспечен. Теперь в соответствии с Мюнхенгрецким договором и Лондонским соглашением Россия, Британия и Австрия должны были действовать в отношении Турции совместно в общих интересах.

Однако Николай в то время не учел одного весьма уязвимого места в достигнутом соглашении. Хотя стороны и решили предпринять совместные действия по обеспечению преемственности власти в Оттоманской империи «до того, как та распадется», договор не определил временных рамок для таких действий. Каждая сторона могла иметь отличную от партнера по договору точку зрения на то, произойдет ли крах Оттоманской империи в ближайшее время или только в отдаленном будущем. Как мы увидим, в кризисной ситуации 1853 года эта неопределенность приведет к жарким спорам и несогласие по данному вопросу станет причиной войны.

В день отплытия Николай, облаченный в парадную форму, в сопровождении барона Бруннова и свиты посетил русскую часовню. После службы император нанес прощальный визит сэру Роберту Пилю и баронессе Брунновой. Затем царь отобедал с королевой и принцем Альбертом в Букингемском дворце. В пять часов ее величество вместе с принцессой-цесаревной[37] и принцем Уэльским проводили царя до парадного входа во дворец. Там царь раскланялся с Викторией, любезно пожал руки придворным, сел в экипаж, где его ожидал принц Альберт, и, с прощальным взмахом руки, покинул королевский дворец.

Процессия из шести карет без задержек проследовала в Вулидж, где в честь императора грянул орудийный салют. Пока на борт судна грузили багаж и завершались приготовления к отплытию, Николай осмотрел верфи. С особым интересом он отнесся к стодвадцатипушечному «Принцу Альберту», стоявшему на стапелях. Наконец, распрощавшись с Альбертом и пожав руки другим провожающим, государь поднялся на борт «Черного орла». Когда уже поднимали якорь, вблизи императорского корабля показалась лодка с одиноким гребцом. Оттуда на борт корабля подняли внушительную охапку свежей соломы, предназначенной для матраса императора. Даже в роскошных покоях своих дворцов или во время визитов к другим монархам Николай оставался верен спартанской привычке, выработанной с раннего детства, и всегда спал на солдатских матрасах, набитых соломой.

Во время визита царь роздал немало драгоценных изделий, табакерок и денег. Обслуживающему персоналу Букингемского дворца он оставил три тысячи фунтов, капитану «Черного орла», старшему офицеру и главному механику судна он подарил перстни с алмазами, а команде велел выплатить четыреста фунтов. Приличную сумму получили нуждающиеся прихожане церкви Святого Георгия в Вестминстере, а также «Немецкий госпиталь» и служащие российского посольства. Драгоценный дождь излился и на многих других людей, прислуживавших царю.

«Черный орел» отдал швартовы, и его величество послал с палубы судна прощальный привет английским берегам. Корабль спустился по Темзе и взял курс на восток.

Глава 4 «Действует некая роковая сила»

Ее назвали «самой странной и ненужной войной».

Но сколь бы странной ни была эта война, еще более странными представляются причины, которые к ней привели. Тьер, некогда занимавший пост президента Франции, считал, что то была война за возможность «дать нескольким монахам ключ от пещеры». Мысль простая, но не лишенная основания. «Крымская война, — утверждает английский историк профессор Дж. Б. Хендерсон, — стала результатом пассивности дипломатов и некомпетентности правительств». Трудно не согласиться с профессором. «Крымская война и ее причины, — сухо замечает Энгельс, — это колоссальная комедия ошибок, в ходе которой в каждый момент задается вопрос: „Кого надувают на этот раз?“». Надувательство — вот что это было. Так кто же тому виной?

Существует пять dramatis personae[38], на плечи которых можно по справедливости возложить вину за крымскую трагедию.

Наполеон III — стремясь превзойти своего знаменитого дядю, он оказался «слишком мелкой фигурой для великих дел, которые вознамерился совершить».

Честолюбивый Николай I — следуя тысячелетней традиции своих предшественников, царь устремил алчный взор на Константинополь, жемчужину рассыпающейся Оттоманской империи. (Следует заметить, что оба императора не шли ни на какие уступки, а их взаимная неприязнь граничила с ненавистью.)

Напыщенный, чванливый и задиристый князь Меншиков[39], посол русского царя для специальных поручений, — он был направлен в Константинополь, чтобы разобраться с «этими жалкими турками», и, прибыв в Порту накануне войны, просто излучал оскорбительное высокомерие. (Несколькими годами ранее несчастливый выстрел турка лишил князя мужского достоинства.)