Крымская империя. От ханства к Новороссии - [13]
Кроме этого, в особых случаях ханы могли собрать большой диван или, говоря монгольским языком, курултай, собрание боеспособных воинов.
Вообще, в Крыму боролись две правовые тенденции. Первая – это яса или тёрэ – монгольский закон, «сдобренный» принципами родового права. Вторая – мусульманское законодательство: шариат. Во времена Хаджи-Гирея преобладало старое право – тёрэ, при его преемниках получил перевес шариат, но окончательного растворения кочевой евразийской культуры в мусульманстве так и не произошло.
Армия Крыма формировалась по ордынскому принципу, то есть это был народ-войско. Такой принцип имел свои преимущества и недостатки. Даже в XIX и XX веках содержать массовое войско было невероятно сложно, приходилось перестраивать под эти цели экономику, грабить соседей, как это делали Наполеон или Гитлер. Но и в этом случае инерции тотальной войны хватало всего на несколько лет. Экономика татар была слаба, и содержать орду можно было только одним способом: непрерывным грабежом. Эта порочная практика постепенно приведет к дипломатической изоляции и гибели Крымского ханства. Однако на первых порах армия ханов будет достаточно сильна и пригодна как для грабежа, так и для полевых сражений. Пострадает только осадное искусство.
О быте крымских татар остались любопытные упоминания в «Записках о Московии» австрийского дипломата Зигмунда Герберштейна. Он дважды посетил Русь и написал несколько вариантов записок о своем пребывании на ее территории. Отдельный раздел книги посвящен татарам.
Герберштейн рисует крымцев как монголоидный народ: «Это люди среднего роста, с широким мясистым, будто опухшим лицом, с косящими маленькими впалыми глазами; волосы они отпускают только на бороде, а остальное, даже и на голове, бреют». Родовая знать носит над ушами косы по монгольскому обычаю. Телом татары сильны, духом крепки, но падки на любострастие, «причем извращенное», уточняет Герберштейн. Это значит, что среди татар много гомосексуалистов. Этот порок в тогдашней Европе вызывал отвращение; за него сжигали. Но вкусы и предпочтения разных народов меняются очень часто.
Кроме того, у татар и русских в те времена встречалось скотоложство; описывая нравы московитов, Герберштейн упоминает об этом как о чем-то обыденном. Вероятно, половые девиации проистекали от бедности: молодые люди не всегда могли завести нормальную семью. Но, с другой стороны, Герберштейн статистику не вел, и мы не знаем, какие нравы бытовали среди европейской бедноты. Возможно, перед нами просто определенный процент людей с биологическими отклонениями, которые встречаются в любой географической зоне и во все времена.
Однако вернемся к татарам.
Герберштейн пишет, что крымцы любят поесть, охотно потребляют мясо, не делая различия между падалью и специально забитым животным; пренебрегают они только свининой, запрещенной по мусульманским законам. Они выносливы, могут подолгу не спать и голодать, но, добыв съестное, набрасываются на еду «и этим обжорством как бы вознаграждают себя за прежнюю голодовку». В этот момент татар легко поймать и истребить, особенно если они возвращаются домой после набега, обремененные добычей.
Татары с удовольствием пьют кобылье молоко – кумыс. Также они питаются дикими овощами и травами – вероятно, луком и чесноком, а «соль употребляют весьма немногие». Соляные копи Крыма находились в личном ханском владении. Видимо, чиновники Хаджи-Гирея и его преемников крайне экономно распределяли дефицитный продукт. Конечно, у себя дома крымцы всё же потребляли соль, необходимую человеческому организму, но в походы ее не брали.
Вообще, татарский народ на заре своей истории довольно беден: если хан распределяет скотину для пиршества, то дает коня или корову на сорок человек. Лучшие куски получают знатные родовичи и делят между собой. Остальное распределяется между простолюдинами. «Они надевают рубец, сердце, легкие, печень и прочее подобное, – повествует Герберштейн, – на небольшие вертела над огнем, держа их до тех пор, пока не смогут палочками слегка очистить их от навоза, и едят». Сама еда, на взгляд немецкого путешественника, неопрятна и вызывает брезгливость. «Они с удовольствием облизывают и обсасывают не только пальцы, измазанные жиром, но и нож или палочку, ставшую жирной и мокрой, которой обтирали навоз». Но не стоит спешить и обвинять татар в нечистоплотности. Они часто меняют стоянки кочевий, моются и купают коней, а от скученной жизни в средневековых городах пребывают в шоке. Заметим, что в тогдашних городах Европы уровень комфорта очень низок: нет ни бань, ни канализации, нечистоты выбрасывают прямо на улицу; а чтобы приглушить неприятные запахи, идущие от немытых господских тел, парфюмеры выдумывают духи. Однажды послы-англичане шокировали русских, высунувшись из окна посольской избы в Москве и помочившись на улицу. Что касается татар, то грязные города европейцев вызывали у них чувство брезгливости. Герберштейн пишет, что среди кочевников ходило такое присловье, когда они обижались друг на друга: «Чтоб тебе как христианину всё время сидеть на месте и наслаждаться собственным зловонием!» Европейцы и татары не понимали друг друга.
