Крым - [22]
Он простился с участниками испытаний. В холле гостиницы допивал чашечку кофе Верхоустин, уже готовый подхватить дорожный баул и отправиться в аэропорт.
– Я вам очень благодарен за помощь, Игорь Петрович, – пожал ему руку Лемехов.
– Велика ли была моя помощь? – улыбнулся Верхоустин, и улыбка его была наивной и милой, по-детски застенчивой.
– Ну как же, если бы не вы, ракета не взлетела. Все так считают. Испытатели – народ суеверный. Вначале они спрашивали о вас: «Кто этот чужак? От него ждать беды». А я им объяснял: «Это, говорю, колдун, который обеспечивает удачные пуски». Теперь они просят, чтобы вы присутствовали при каждом пуске.
– Я готов, – улыбнулся Верхоустин.
Лемехов испытывал к этому синеглазому человеку неясное влечение. От него исходили таинственные волны, которые тревожили Лемехова. Куда-то манили, что-то сулили, намекали на какое-то особое знание, которое Лемехову, политику и технократу, было неведомо. И это знание открывало путь в другую реальность. В ней содержались ответы на вопросы, не находившие объяснений в мире политики, науки и техники.
– А что, если я вас сейчас заберу с собой? – неожиданно для себя произнес Лемехов.
– Куда же это?
– На медвежью охоту. Вы никогда не были на медвежьей охоте?
– Признаться, нет. У меня была другая страсть. Я ловил в Африке бабочек. Но сейчас у меня нет сачка для медведя.
– Вам не понадобится сачок. И карабин не понадобится. Вы просто будете рядом и принесете удачу. Я убью медведя.
– Убежден, вы его убьете. Медведь – ваш тотемный зверь. В вас много от этого сильного, осторожного, умного исполина. Вы убьете тотемного зверя, и, как считают шаманы, от него к вам перейдет сила, мужество, промыслительный дар.
– Вы, Игорь Петрович, шаман. Вы своим колдовством приведете зверя на овсяное поле, к вышке, под мой выстрел.
– Я попробую, – скромно ответил Верхоустин.
– Тогда за мной. – Лемехов подхватил баул Верхоустина и пошел к машине, которая помчала их на вертолетную площадку.
Вертолет пролетал над красными и золотыми лесами, над темной еловой тайгой, среди которой пламенели драгоценные оклады, ожерелья, таинственные, золотом писанные узоры. Озера были в солнечной ряби, из которой вдруг поднимались испуганные белые лебеди. Реки, студено-голубые, возникали в лесах, и было видно, как несутся темными стрелками утки, вздымая на воде буруны.
Вертолет снизился над черной, с большими избами деревней, миновал ее и опустился на сырой опушке, где стоял одинокий охотничий дом. Лемехов, Верхоустин и два неотступных охранника нырнули под винты, прихватив баулы и чехол с карабином. Оглянулись на удалявшийся вертолет и пошли к дому, где их встречал егерь. Он был в засаленной фуражке, неряшливом камуфляже, ловкий, верткий, с коричневым, древесного цвета лицом. Пожимал гостям руки своей твердой пятерней, истертой о топорища и охотничьи ножи, ружейные приклады и звериные шкуры.
– Хорошо, говорю, прилетели, в срок. Медведь ждать не любит, уйдет в тайгу. На него знашь сколько желающих? Генерал прилетал. Говорит: «Дай медведя». А я ему: «Нельзя. Медведь Евгения Константиныча». Улетел без крика. Не стал шуметь. Свое место знат.
Егеря звали Макарыч. Вокруг него вились две лайки с круглыми, как крендели, хвостами. Он ввел гостей в дом. Было чисто. В бревенчатых стенах торчал мох. В потолке, вокруг суков, блестела смола. Печь была белой, с черным закопченным зевом, и от нее пахло сладко, как в церкви.
Деревянный стол без скатерти был уставлен едой. Большое блюдо с ломтями темного мяса. «Лося трети дни завалили». Блюдо с печеной тетеркой, чья костлявая шея не помещалась на блюде, и в раскрытом клюве торчала красная брусничная веточка. «Их нонче столько, что сами к крыльцу бегут, в печь просятся». Миски с клюквой, черникой, морошкой. Грибы отварные, соленые. «Косой коси, наутро опять встают». Блестели бутылки с настойками, и в одной на дне розовели выцветшие ягоды, в другой утонул белесый корень.
– Что Бог послал, Константиныч. – Егерь двигал к столу лавки. Низкое солнце положило на бревна два янтарных мазка.
Ели с удовольствием дичь, пили пьяную настойку. Макарыч накидал в печь поленьев, и жаркое пламя лизало свод, дрова трещали, сыпали угли, дышали жаром. Под потолком висела деревянная птица с распушенными веером крыльями из тонких расщепленных пластин. Теплый воздух долетал до птицы, и она кружилась на бечевке, поводила пышными крыльями.
– Этот медведь, Константиныч, больно хитер. – Егерь запьянел. – От выстрела уходит, Константиныч. Он в етем деле дохтур. Он на овес придет, на жопу сядет и лапами овес к себе загребат, сосет. А сам глазами туды-сюды, туды-сюды. Чуть не по его, драпать. Он семилетка, переросток, молодых медведев обижает, к медведицам не пущат. Пора его бить, Константиныч, молодежи путь открывать. А то непорядок.
Лемехов сладко опьянел от вкусной настойки. В тетеревином мясе ему попалась дробинка, и он выложил ее на стол. После грозного железа, ревущего огня, свистящих скоростей славно было оказаться в деревянной избе, среди теплых ароматов, потрескивающих дров, под таинственной птицей, распустившей хрупкие крылья.
«Идущие в ночи» – роман о второй чеченской войне. Проханов видел эту войну не по телевизору, поэтому книга получилась честной и страшной. Это настоящий «мужской» роман, возможно, лучший со времен «Момента истины» Богомолова.
Пристрастно и яростно Проханов рассказывает о событиях новогодней ночи 1995 года, когда российские войска штурмовали Президентский дворец в мятежном Грозном. О чем эта книга? О подлости и предательстве тех, кто отправлял новобранцев на верную гибель, о цинизме банкиров, делающих свои грязные деньги на людских трагедиях, о чести и долге российских солдат, отдающих свои жизни за корыстные интересы продажных политиков.
В «Охотнике за караванами» повествование начинается со сцены прощания солдат, воюющих в Афганистане, со своими заживо сгоревшими в подбитом вертолете товарищами, еще вчера игравшими в футбол, ухажившими за приехавшими на гастроли артистками, а сейчас лежащими завернутыми в фольгу, чтобы отправиться в последний путь на Родину. Трагическая сцена для участвующих в ней в действительности буднична, поскольку с гибелью товарищей служащим в Афганистане приходится сталкиваться нередко. Каждый понимает, что в любой момент и он может разделить участь погибших.
События на Юго-Востоке Украины приобретают черты гражданской войны. Киев, заручившись поддержкой Америки, обстреливает города тяжелой артиллерией. Множатся жертвы среди мирного населения. Растет ожесточение схватки. Куда ведет нас война на Украине? Как мы в России можем предотвратить жестокие бомбардировки, гибель детей и женщин? Главный герой романа россиянин Николай Рябинин пытается найти ответы на эти вопросы. Он берет отпуск и отправляется на Донбасс воевать за ополченцев. В первом же бою все однополчане Рябинина погибают.
В старину ставили храмы на полях сражений в память о героях и мучениках, отдавших за Родину жизнь. На Куликовом, на Бородинском, на Прохоровском белеют воинские русские церкви.Эта книга — храм, поставленный во славу русским войскам, прошедшим Афганский поход. Александр Проханов писал страницы и главы, как пишут фрески, где вместо святых и ангелов — офицеры и солдаты России, а вместо коней и нимбов — «бэтээры», и танки, и кровавое зарево горящих Кабула и Кандагара.
В провале мерцала ядовитая пыль, плавала гарь, струился горчичный туман, как над взорванным реактором. Казалось, ножом, как из торта, была вырезана и унесена часть дома. На срезах, в коробках этажей, дико и обнаженно виднелись лишенные стен комнаты, висели ковры, покачивались над столами абажуры, в туалетах белели одинаковые унитазы. Со всех этажей, под разными углами, лилась и блестела вода. Двор был завален обломками, на которых сновали пожарные, били водяные дуги, пропадая и испаряясь в огне.Сверкали повсюду фиолетовые мигалки, выли сирены, раздавались мегафонные крики, и сквозь дым медленно тянулась вверх выдвижная стрела крана.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.