Крылья - [27]

Вирд отрицательно покачал головой, он заметил, что странная откровенность и словоохотливость Гани Наэля вызвана лишними глотками вина, которое тот медленно потягивал из кожаного бурдюка. За эти несколько недель Вирд немало узнал, в том числе и то, что вино не только приятно на вкус, но может также вскружить голову и развязать язык. Сам он однажды, глотнув лишнего из-за мучившей его жарким днем жажды, потом не мог крепко стоять на ногах и ясно мыслить. И лишь отоспавшись в повозке – благо никто не трогал его – пришел наконец в себя.

Гани Наэль продолжал потягивать напиток из бурдюка, глаза его затуманивались, и он говорил все более возбужденно:

– Я бы сейчас половину заработанного в Аре отдал, чтобы узнать, откуда ты пришел! Хочешь половину моих денег? – Язык Гани еще больше заплетался, таким Вирд еще не видел его. – Кто научил тебя так играть? Где ты слышал эти твои мелодии? Я, закончивший Академию Искусств и двадцать лет учившийся музыке, и то никогда так не сыграю! Я даже запомнить не смог этой твоей мелодии… Я даже повторить ее не смог!.. Я пытался!

Он снова сделал глоток:

– Клянусь, погасни мой огонь! Или как вы там ругаетесь… Сожри меня эфф? Ты, парень, – загадка даже для Семи Огней! Готов поставить об заклад свой лучший зуб, что они попереломают о тебя свои острые умы. Мудрецы!.. Что им известно об ученике Гани Наэля! Видал я таких мудрецов знаешь где?.. Вот в Чатане Мудрецы – это настоящие мудрецы! Надо же им было такое придумать – эффов! Но что меня удивляет – арайцы этих эффов натравляют только на рабов! Тарийцы давно б уже приспособили их для чего-то более коварного. Например, убийство… несогласных Советников. Проголосовал Совет не так, как ты хочешь, и через час у тебя головы этих Советников… А Совет может послать эффа к Верховному! Так глядишь – и мы без правителей!

Дальше речь Наэля стала совсем непонятной для Вирда, и не столько потому, что слова в его устах перестали быть четкими, сколько из-за незнакомых понятий и выражений.

Еще около часа Мастер Наэль сотрясал воздух рассуждениями и восклицаниями, а затем повалился на устланную коврами лавку и захрапел, выронив бурдюк. Его голова запрокинулась, а пепельные волосы растрепанным веером рассыпались по бархатным подушкам.

Вирд подобрал и заткнул бурдюк с недопитым вином пробкой, положил его на лавку около себя, затем закинул ноги мастера в мягких сапожках на бортик повозки, чтобы тому было удобно, и выскочил наружу.

Караван готовился к стоянке. Проводники и извозчики возбужденно переговаривались, обсуждая, где лучше стать. Вирд прислушался к тому, что кричал невысокий полный мужчина в сером кафтане с зеленым платком на голове, завязанным на затылке узлом. Он утверждал, что лучше пройти дальше и там остановиться. Высокий жилистый и смуглый до коричневого охранник – его, кажется, звали Кир – бранясь последними словами, доказывал, что незачем туда идти. Спор разгорался, и шум голосов нарастал. Вирд поискал глазами повозку к’Хаиль Фенэ и увидел ее резные борта и зеленый балдахин впереди, прямо перед ругающимися. Там же ярким солнцем полыхала рыжая голова Ого.

В последнее время Вирд видел друга часто, просто в лагере или в шатре к’Хаиль. Но поговорить с ним долго наедине не получалось. Всегда или рядом с Ого была к’Хаиль Фенэ или рядом с Вирдом Гани Наэль, вернее – это Вирд с Ого были рядом с ними. А при них откровенно не поговоришь.

Высокий рост Ого позволил ему скоро заметить, что Вирд вышел из повозки. Он тут же направился к другу, расталкивая рабов, что столпились и, открыв рты, следили за переругиванием вольнонаемных.

Ого оказался рядом через несколько минут. Кивнул ему и прошел мимо в конец каравана, давая понять, чтобы Вирд следовал за ним.

Вирд помедлил только мгновение, еще раз бросил взгляд на коротышку в зеленом платке, покрасневшего от досады как вареный рак – его план идти дальше никто не хотел принимать, – и последовал за Ого.

Когда он отыскал рыжую голову кутийца среди людей к’Хаиль Кох-То, Ого заигрывал с несколькими рабынями в желтых поясах. Девушки вяло улыбались ему, изнывая от жары и желая присесть после долгого перехода, который, в отличие от самого Ого, проделали пешком.

Вирд с другом стали чуть в стороне от рабов, и Ого заговорил:

– Знаешь, о чем я спрашиваю себя почти каждый день?

Вирд пожал плечами.

– Ты это или нет? – ответил кутиец на свой же вопрос. – Знаешь, когда я говорил к’Хаиль Фенэ, что ты не Рохо, то сам почти верил в это. Когда ты успел выучиться так играть на этой… как ее…

– Флейте, – вставил Вирд.

– Да, флейте! Так когда?

Вирд снова пожал плечами:

– Это та же свирель… Ты же знаешь, что я всегда любил на ней играть. Меня и научила-то твоя мама.

– Да… это правда… – протянул Ого. – Но все равно, я гляжу, как ты изменился, и не верю… Ты – вылитый благородный! Словно тебя воспитали семь учителей к’Хаэля, а не старик Рулк и моя золотая мамочка.

Вирд недоумевал, почему сегодня все говорят ему что-то в этом духе: «Ты ведешь себя как благородный». Вирд просто был Вирдом. Да, он точно не хотел опять становиться рабом Рохо, но он знать не знал, как ведут себя благородные.