Крылья огня - [16]

Кормак подал Ратлиджу стакан и, взяв свой, сел напротив и сразу же сделал большой глоток, как будто хотел притупить боль. Ратлидж отпил совсем чуть-чуть. В ожидании, когда его собеседник продолжит, он внимательно оглядывал комнату. Заметил китайский шелк на стенах, изумительный по пропорциям камин, фасонные медальоны на потолке. Полированные деревянные полы потемнели и потускнели… Оливия тоже потускнела. Ничто из происходящего сейчас уже не трогает ее. Правда, остается еще ее доброе имя…

– Мне известно доподлинно – доподлинно, учтите, хотя никаких доказательств у меня нет, – что Оливия убила Анну, свою сестру-близнеца. Анна умерла в восемь лет, упала с яблони в саду, где мы все играли. Тогда я еще не был членом семьи. Мой отец привозил Розамунде лошадей. Розамунда тогда вышла замуж за Чейни… он стал ее вторым мужем. Первый муж, капитан Марлоу, скончался в Индии от холеры, когда ненадолго поехал туда, чтобы закончить там свои дела. Розамунда вышла за его близкого друга, Джеймса Чейни. В общем, в то время, о котором я сейчас рассказываю, Николас был совсем маленький, а Ричард, его младший брат, только учился ходить. Мы пошли играть в сад; я залез на дерево и стал рвать яблоки. Они были не очень крупные и кислые, но в детстве это не имеет значения. Оливия сказала, что тоже залезет на дерево, и выбрала себе подходящую яблоню.

Кормак поболтал виски в своем стакане, глядя в него, как будто там содержалось больше ответов, чем знал он сам.

– Я еще сидел на другом дереве, когда следом за Оливией полезла Анна. Николас стоял под деревом, держался за ствол и смотрел вверх, на сестер, – наверное, хотел последовать их примеру, но он был еще маленький, не мог допрыгнуть даже до нижней ветки. Анна была… довольно своенравной. Наверное, немного избалованной. Она добралась до той ветки, на которой сидела Оливия, и сказала: «Теперь это мои яблоки, а ты поищи себе другую яблоню».

Покосившись на Ратлиджа, Кормак Фицхью продолжал:

– Оливия отказалась слезать. Она терпеть не могла уступать, если кто-то пытался ее притеснять. «Так нечестно!» – говорила она и стояла на своем, невзирая на последствия. За это я ею восхищался…

– Что произошло? – спросил Ратлидж, когда его собеседник снова замолчал. – Выкладывайте, старина!

– Они поссорились. Анна тоже не желала уступать. И тогда Оливия столкнула ее с дерева. Падая, Анна ударилась о нижнюю ветку, что и спасло Николаса. Но она сильно ударилась головой, а потом еще напоролась на толстый корень, который торчал из травы… – Кормака передернуло. – Господи! Когда я увидел, как Стивен лежит у подножия лестницы, я подумал, что с ним случилось то же самое, что с Анной! – Он отпил еще виски и продолжал: – Я кубарем скатился со своей яблони и только потом заметил, что ободрал колени. И сразу бросился к Анне. Сразу было видно, что она умерла. Я поднял голову и посмотрел на Оливию, а она, не слезая с дерева, посмотрела на меня сверху вниз. Ее лицо показалось мне непроницаемым. Правда, кем я был для нее? Почти прислугой; сыном лошадника. Я играл с детьми Розамунды, иногда ел с ними за одним столом, но не был одним из них! Я побежал к взрослым, стал звать на помощь, но о том, что видел, умолчал. Сказал только, что Анна упала, когда мы лазали по деревьям.

– И вы даже отцу не сказали, что произошло?

– Отец тогда уже всерьез увлекся Розамундой Чейни. Он бы мне не поверил! Не поверил, что одна из ее драгоценных дочек могла убить другую! Он бы назвал меня вруном и надрал мне уши. Хорошо еще, что Анна не упала на Николаса. В тот день могли умереть двое. Анна и Оливия забрались довольно высоко. Если бы Анна упала на Николаса…

– Насколько я понимаю, Оливия была инвалидом. Как же она сумела так высоко забраться?

– Да, она была калекой. Парализованная нога ей здорово затрудняла движение, но руки у нее были цепкие. Ей гораздо труднее было спускаться, чем подниматься. Но Оливия была не из тех, кто… отказывал себе в нормальной жизни. Мы повсюду возили за собой ее инвалидное кресло – и к морю, и в сад, и на утесы. А иногда и в деревню.

– То, что вы рассказали, очень любопытно. Но вы сами признаете, что никаких доказательств у вас нет.

– Да. И все же мой рассказ способен наделать немало бед. И потом, остается еще Ричард.

– Тот малыш, который во время смерти Анны только учился ходить?

– Да, верно. Он пропал на болотах, когда ему было пять лет. Семья отправилась на пикник, и Ричард с Оливией ушли гулять. Оливия вернулась одна, без брата, и хотя мы искали до темноты и потом всю ночь, с фонарями, взятыми в соседних домах, мы так его и не нашли. Ни его самого, ни его тела. Ричард просто исчез.

– И вы считаете, что его убила Оливия и каким-то образом спрятала тело?

– Кто знает? Предполагали всякое. Одни говорили, что Ричарда украли цыгане. Он был красивый мальчик, светловолосый, больше похожий на Розамунду, чем на Николаса – тот был смуглый. Другие считали, что он свалился в заброшенную шахту. Главное, что Оливия ушла вместе с ним, а вернулась без него. Возможно, он нечаянно провалился в бездонное болото… А может, его туда столкнули. Болото рядом с местом пикника осушили, но так ничего и не нашли. Я бы ни за что не поверил, что Ричарда убила Оливия, если бы Анна не погибла у меня на глазах. Итак, их осталось только двое – Оливия Марлоу и Николас Чейни. Вскоре после того, как пропал Ричард, умер Джеймс Чейни. Нечаянно застрелился, когда чистил револьвер. Такой вердикт вынес коронер. Я часто гадал, не горе ли из-за Ричарда сделало его беспечным. Он ни за что не хотел прекращать поиски; пришлось привязать его к лошади, чтобы утащить от болота. Розамунда… Розамунда всегда была сильной. Никогда не забуду, как она брела в темноте, с фонарем в руке, решительная, молчаливая. В глазах у нее стояли слезы, но она молчала. Не говорила ни слова. Я пошел с ней. Подумал, если кто-то и найдет мальчика, то только она. Она обладала… не знаю, как лучше сказать… чутьем, что ли? В тот раз Розамунда вообще не хотела ехать на пикник, но к ним приехали знакомые из Уэльса, и Джеймс решил, что пикник их развлечет. До конца дней он не мог себе этого простить.