Крылья ночи - [8]

— Мы нужнее здесь, — заявил Каф, и в голосе его не в первый раз послышался оттенок самолюбования.

Пью и Мартин вскоре научились отличать эту пару от других. Зайин — по целостности характера, Кафа — лишь по обесцвеченному ногтю на безымянном пальце (Каф в шестилетнем возрасте ударил по пальцу молотком). Без сомнения, существовали и другие различия, как физические, так и психологические. Природа может создавать идентичное, а воспитание внесет свои поправки. Но найти эти различия было нелегко. Сложность заключалась еще и в том, что клон никогда не разговаривал с Пью и Мартином всерьез. Они шутили с ними, были вежливы. Жаловаться было не на что: они были чрезвычайно милы, но в их поведении чувствовалось стандартизованное американское дружелюбие:

— Вы родом из Ирландии, Оуэн?

— Нет никого родом из Ирландии, Зайин.

— А как же американцы ирландского происхождения? Их много.

— Это так, но настоящих ирландцев не осталось. На всем острове, насколько мне известно, живет тысячи две, не больше. Они в свое время отказались от контроля рождаемости, и запасов пищи на всех не хватило. Третий Голод пережили только священники, а они все, или почти все, придерживались обета безбрачия.

Зайин и Каф натянуто улыбнулись. Им не приходилось сталкиваться с фанатизмом, и они не понимали иронии.

— Так кто же вы этнически? — спросил Каф.

— Я валлиец.

— Вы разговариваете с Мартином на валлийском языке?

“Это тебя не касается”, — подумал Пью, но ответил:

— Нет, это диалект Мартина. Аргентинский. Ведет происхождение от испанского языка.

— Вы изучили его для того, чтобы другие вас не понимали?

— От кого нам таиться? Просто человеку иногда приятно говорить на родном языке.

— Наш родной язык английский, — сказал Каф безучастно. Да и как он мог быть участливым? Человек проявляет участие к другим потому, что сам в нем нуждается.

— Уэллс — необычная страна? — спросила Зайин.

— Уэллс? Вы имеете в виду Уэльс? Да, Уэльс необычен. — Пью включил камнерез и таким образом избавился от дальнейших расспросов, заглушив их визгом пилы. И пока прибор визжал, Пью отвернулся от собеседников и выругался по-валлийски.

— Еще два месяца терпеть, — сказал Мартин как-то вечером.

— Два месяца до чего? — огрызнулся Пью.

Последнее время он был раздражителен, и угрюмость Мартина действовала ему на нервы.

— До смены.

Через шестьдесят дней возвратится вся экспедиция с обследования других планет этой системы Пью об этом прекрасно знал.

— Зачеркиваешь дни в своем календаре? — поддразнил он Мартина.

— Возьми себя в руки, Оуэн.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что сказал.

Они расстались, недовольные друг другом.

Проведя день в Пампе, громадной лавовой долине, до которой было два часа лета на ракете, Пью вернулся домой. Он был утомлен, но радовался одиночеству. Одному было не положено пускаться в дальние поездки, но они часто делали это в последнее время. Мартин стоял, склонившись под яркой лампой, вычерчивая одну из своих мастерски выполненных карт; на ней было изображено изуродованное язвами лицо Либры. Кроме Мартина, никого не было, и купол казался огромным и туманным, как и до приезда клона.

— Где наша Золотая Орда?

Мартин, продолжая штриховать, буркнул, что не знает. Затем выпрямился, обернулся к солнцу, гигантской красной жабой расползшемуся по восточной равнине, и взглянул на часы. Часы показывали 18.45.

— Сегодня здорово трясет, — сказал он, вновь наклоняясь над картой. — Чувствуешь? Ящики так и сыплются. Взгляни на сейсмограф.

На ролике дергалась и дрожала игла, без устали повторяя свой замысловатый танец. Во второй половине дня на ленте было зарегистрировано пять сильных землетрясений. Дважды игла самописца вылезала за ленту. Соединенный с сейсмографом компьютер выдал карточку с надписью: “Эпицентр 61'' к северу — 42'4'' к востоку”.

— На этот раз не в траншее.

— Мне показалось, что оно отличается от обычных. Резче.

— На Первой базе я все ночи не спал, чувствуя, как подо мной трясет. Удивительно, как ко всему привыкаешь.

— Рехнешься, если не привыкнешь. Что на обед?

— А я думал, ты его уже приготовил.

— Я жду клона.

Чувствуя, что проиграл, Пью достал двенадцать обеденных пакетов, сунул два из них в автовар и тут же вытащил вновь.

— Кушать подано.

— Я вот что думаю, — сказал Мартин, подходя к столу. — Что если какой-нибудь клон сам себя воспроизведет? Нелегально. Сделает тысячу дубликатов, десять тысяч, целую армию. Они же смогут преспокойно захватить власть.

— Но ты забыл, сколько миллионов стоило вырастить этот клон? Искусственная плацента и все прочее. Это нелегко сделать втайне, без собственной планеты… Давно, до Голода, когда Земля была поделена между национальными правительствами, об этом шли разговоры: склонируйте, мол, своих лучших солдат, создайте полки из клонов. Но безумие кончилось раньше, чем они смогли сыграть в эту игру.

Они разговаривали дружески, совсем как прежде.

— Странно, — жуя, сказал Мартин. — Они уехали рано утром.

— Да, все, кроме Кафа и Зайин. Они надеялись доставить на поверхность первую партию руды. А что тебя беспокоит?

— Они не приехали на обед.

— Не волнуйся, с голоду не помрут.

— Они уехали в семь утра.