Крылом к крылу - [5]

Это сообщение ошеломило всех нас. Мы хорошо знали этих людей, и никому не хотелось верить в то, что они могли погибнуть. Прошел день, второй, третий. Наши радисты усиленно ловили немецкие радиостанции, надеясь — авось гитлеровцы похвастаются тем, что сбили советский бомбардировщик. Обычно они трезвонили о своих победах в воздухе на весь свет. Но на этот раз враг молчал, и мы терялись в догадках, что бы могло случиться с нашими летчиками.

Но вот на седьмой день, когда все надежды на возвращение товарищей были потеряны, из штаба армии наземных войск сообщили, что в одном из полков находятся Мартынов и штурман. За летчиками были немедленно посланы два самолета из звена управления дивизии. Через полтора часа лейтенанты Кочемасов и Мартышин доставили пропавших к нам, в Кондрово.

Мы так и ахнули, когда наши товарищи вошли в хату, где располагался штаб. Обмороженные, обожженные, опухшие от голода, они казались выходцами с того света. Особенно страшен был Армашов. Бледный, заросший густой бородой, с впавшими глубоко глазами.

Через несколько минут хата была битком набита людьми. Каждому хотелось увидеть товарищей живыми и невредимыми. Узнать, как им удалось вырваться из лап смерти. К чертям полетела строгая субординация. Моя комната превратилась в клуб. Все, о чем рассказал в этот вечер Мартынов, сидя на моей койке, было так героично, так раскрывало характер русского человека, его мужество и героизм, что я постараюсь рассказать о том, что случилось, так же подробно, как услышал сам.

В тот день флагманский самолет соединения, пилотируемый Мартыновым, взлетев последним с аэродрома, занял место в строю замыкающей девятки полка. В бортовом журнале флагмана появилась запись: «Сбор полков вдоль линейного ориентира, идущего от аэродрома к линии фронта, прошел быстро и четко».

Грозные воздушные корабли плыли под самой кромкой серых слоистых облаков. Мартынов и Армашов внимательно контролировали точность полета полков к цели.

Бомбардировщики набирали высоту. Под крыльями самолетов лежала опаленная войной Брянщина. Медленно уплывали назад широкие лесные массивы, заснеженные поляны с прижавшимися к лесу поселками. Вот и безлюдная полоса переднего края — зигзаги траншей и проволочных заграждений, бугорки дзотов. И, наконец, земля, занятая врагом.

Колонну бомбардировщиков гитлеровцы встретили сильным зенитным огнем. Но пока что потерь не было. Оставалось несколько секунд до начала бомбометания. Армашов включил фотоаппарат, чтобы сфотографировать результаты бомбежки.

Цель накрыта. Штурман головной девятки донес по радио на КП соединения, что бомбовой удар нанесен точно и своевременно.

В тот день я дважды просил штаб воздушной армии выделить истребители для непосредственного прикрытия, но получил приказ — вылетать, с объяснением, что будет прикрыт район наших боевых действий. Мы знали, что истребителей не хватало. Пользуясь тем, что непосредственного прикрытия не было, «мессершмитты» на большой скорости атаковали девятку советских бомбардировщиков.

В это время Мартынов пикировал на цель. Бомбы со свистом полетели вниз. Сбрасывая бомбовый груз, экипаж не смог оказать отпора, и тройка вражеских истребителей подожгла самолет.

Машина вспыхнула, но Мартынов все же решил дотянуть до своих. Он выровнял самолет и повел его на восток. Однако высота неумолимо падала. А пламя разгоралось. Все попытки летчика сбить его не увенчались успехом. Но передний край уже недалеко. Еще немного, и он сядет к своим. В последнее мгновенье самолет, как бы споткнувшись о кочку, вздрогнул и пошел вниз. Летчик успел только поставить под удар крыло, чтобы смягчить падение горящей машины на землю.

Очнувшись, Мартынов осмотрелся. Над головой, совсем низко, пронесся вражеский истребитель. Сноп пуль… Мимо!

— А радист молодец, — услышал летчик голос Армашова, — успел-таки выпрыгнуть. Где-то он теперь?

Забегая вперед, скажем, что выпрыгнувший с парашютом стрелок-радист Иванов три дня скитался по лесам. Голодный и замерзший, он пришел в деревню. Здесь его схватили фашисты и отправили в лагерь для военнопленных.

Четыре месяца просидел старшина в лагере, а когда его перевозили в Бобруйск, по дороге убежал из эшелона и попал к белорусским партизанам. С их помощью он вернулся в свою часть.

Очутившись на земле, Мартынов перевязал штурмана. Затем летчики сожгли парашюты и поспешили уйти поглубже в лес.

Пройдя километра два, они уселись и стали подсчитывать «имущество». Запасы оказались не так велики. Два планшета с картами, два пистолета «ТТ» с двумя комплектами боеприпасов, пара компасов, карманный фонарь, коробка спичек и… четыре папиросы в портсигаре Мартынова. Это все. Бортовые пайки сгорели. Предстояла невеселая, голодная жизнь.

Несмотря на, казалось бы, безвыходную обстановку, летчики не потеряли бодрости.

— Будем пробиваться к своим, — решили они, — плен не для нас, коммунистов! — и оба зашагали дальше.

Небо роняло легкие пушинки снега. Подгоняемые ветром, они падали на мокрые от пота лица летчиков. Вскоре офицеры вышли к протоптанной тропке.

Армашов предложил уходить по тропе, чтобы окончательно замести следы. Прошли метров двести. Потом увидели, что тропинка резко сворачивает влево. Остановились. Стали прислушиваться. В это время за поворотом послышались крики, прострекотала автоматная очередь. Летчики шарахнулись в сторону и укрылись за толстыми стволами деревьев.