Крыло беркута. Книга 2 - [132]

— А зачем они нужны? — спросил Биктимир. — Клич, к примеру?

— Ну, как же… как же племени без клича?

— Клич теперь может понадобиться только один: из уст белого царя. Или же птица… Птица у него, говорят, тоже есть. Беркут с двумя головами.

— Нет, нам и своя птица нужна. В знак того, что каждое племя будет жить вольно, как птица в небе.

— А древо?

— Древо — напоминание о корнях, о земле, в которой лежат наши предки. Понял? Ну, а тамга… Она нужна, чтоб легче было род от рода отличать, чтоб не перемешались племена…

— А коль и перемешаются, беды не вижу. Вот мы тут — будто все из одного племени. Что в этом худого?..

Шел караван, путники рассуждали о кличе, о тамге, а Шагали думал о своем.

И туда ему однажды уже довелось проехать по этой дороге, и обратно. Что дала она ему, чего он достиг? Мир повидал. Цели, ради которой впервые отправился в дальний путь, он не достиг, зато многое постиг: знает больше и видит дальше других. Только вот семейная жизнь у него не сложилась, как надо. Не нашел Минлибику, знать, не суждена была ему. Теперь и Марьи нет… Осталась Айбика. Да не радость вызывают мысли о ней, а горечь. Сына бы, что ли, ему поскорей родила!..

Не выходит из ума сын Канзафара. Такой славный мальчишка — хоть укради его!

А что, в прежние времена, когда, скажем, был еще молод его, Шаталин, отец Шакман-турэ, когда барымта считалась освященным обычаями делом, можно было бы совершить набег на минцев да и отбить у Канзафара сына. Теперь такое становится невозможным. Тамьянцам и минцам — жить под одним крылом. Канзафар-бий заручился помощью Москвы. Он, Шагали, едет за тем же. И не один. С ним — предводитель племени Бурзян Иске-бий, предводитель племени Усерган Бикбау. И друг его, глава кыпсаков Карагужак. Когда они вчетвером склонят головы перед двуглавым беркутом Русии, окажется, что уже восемь крупнейших башкирских племен присоединились к могущественной стране. За ними последуют и остальные. И китайцы, и табынцы. И племена помельче, такие, как Кайпан, Сальют, Кувакан… Все башкиры соберутся и объединятся под крылом беркута…

— Поторопим-ка, друзья, коней! — сказал Бикбау. — А то едем, едем, а конца не видно.

— Верно! Ведь и обратный путь нам предстоит, — поддержал его Карагужак.

— Знать бы еще, какая нас потом, судьба ждет, — вздохнул Иске-бий.

— Судьбу выбрать мы не можем, — подал голос Шагали. — Но мы выбрали этот путь и будем надеяться, что он обернется для нас желанной судьбой…

1958–1983

С. Сафуанов Мэргэн — значит меткий

(Послесловие)

Случилось так, что в последние дни жизни Кирея Мэргэна я оказался в одной больнице с ним. Я, «ходячий больной», часто навещал его. Ахняф Нуриевич, высокий и статный, с большой седой головой с орлиным носом, всегда аккуратный и подтянутый, даже сейчас, когда он изрядно исхудал и редко вставал с койки, казался мне беркутом, стоящим на уральской скале. Во время наших бесед он несколько раз повторял: «Хорошо, что успел завершить работу». Он имел в виду роман «Крыло беркута», замысел которого зародился у него еще в 1957 году, в дни празднования четырехсотлетия добровольного присоединения Башкирии к Русскому государству.

Но осуществить свой замысел К. Мэргэну удалось не скоро — появились другие творческие планы, повседневные научные и научно-организационные дела (в те годы он работал заведующим сектором литературы и фольклора Института истории, языка и литературы Башкирского филиала Академии наук СССР).

Кирея Мэргэна как писателя занимали главным образом проблемы современности; он писал о тех фактах и событиях, в которых участвовал сам, которые видел и изучал непосредственно в жизни. И пришел он в литературу прямо с ударных строек начала тридцатых годов, с очерками, «списанными с натуры».

Кирей Мэргэн (Ахняф Нуриевич Киреев) родился 11 июня 1912 года в деревне Кигазы Мишкинского района Башкирии. Но детские и юношеские годы прошли в селах Юмраново Октябрьского района Пермской области и Базанчатово Ленинского района, где его отец работал мугаллимом — учителем сельского медресе.

Любовь к литературе К. Мэргэн впитал «с молоком матери». Его родители интересовались письменной литературой тюркского Востока, преданиями, шежере — родословными своего народа. Отец даже сочинял стихи под непосредственным воздействием творчества татарского народного поэта Г. Тукая. (Впоследствии эти стихотворения были обнародованы в литературных и фольклорных сборниках за подписью «Нурмухамет Юмрани».) В семье витал дух выдающегося поэта-романтика Шайхзады Бабича — родственника матери будущего писателя.

Духовно взращенный в таких условиях, Кирей Мэргэн и сам с ранних лет начал пробовать перо. Первые его стихи появились в сборнике, выпущенном татарской газетой «Иген-челяр» в Москве в 1928 г. Юный автор был тогда учеником школы крестьянской молодежи.

В 1932 году, работая каменщиком и бригадиром на новостройках Уфы, куда он прибыл по комсомольской путевке, К. Мэргэн начал регулярно писать стихи и очерки о своих товарищах по труду. А в середине тридцатых годов появились и первые его рассказы. В качестве журналиста он объезжает или проходит пешком почти всю Башкирию. Его увлекает социалистическое преобразование сел и городов республики. В сборниках рассказов «Подарок», «Поиски», «Суетливый человек» он ярко изобразил зарождение нового человека, утверждение новых отношений. Его интересуют острые, контрастные ситуации, неожиданные повороты в судьбах персонажей, проблема взаимоотношения личности и среды. Разумеется, под воздействием вульгарно-социологических взглядов, господствовавших в тридцатые годы, в обстановке всеобщего ликования в период культа личности Сталина и К. Мэргэн не жалел ярких красок для описания достижений, многие из которых, как теперь выяснилось, были мнимыми, и в результате духовный рост многих персонажей его рассказов обрисовывался несколько облегченно.