Ни в палящий зной, ни холодной, доводящей до дрожи ночью не терял он терпения. Не поддавался унынию, когда томила жажда, когда не удавалось добыть пищу и желудок сводило судорогой от голода. Стремление достичь цели толкало его все вперед и вперед. Немало тягот он перенес и в унизительное положение попадал, но перед тем, что пережил среди этих полудиких вояк, все предыдущее померкло. С такой грубостью по отношению к себе, с таким унижением человека он столкнулся впервые. Шагали теперь не был уверен, что выдержит позорное помыкание им. Одно из двух: либо он сам кому-нибудь голову проломит, либо его изомнут, истопчут. Впрочем, был еще выход: попытаться бежать. Но это не так-то просто. Ночью из войскового стана его не выпустят, днем будут следить за ним двадцать глаз. Если даже удастся вырваться отсюда, настигнет погоня или перехватит где-нибудь ханская стража. Нет, ви дно, не под счастливой звездой родился любимый сын предводителя племени Тамьян! Его звезда, звезда Сэрэтэн, оказалась жестокой…
Довольно долго горевал Шагали на своей войлочной подстилке у входа в юрту, но все же одолела его дрема. И привиделось ему бесчисленное множество перемигивающихся звезд. Звезды померцали и погасли, затем снова вспыхнули, в их неясном свете появился паромщик и, дернув ворот рубахи, показал выжженное на груди изображение полумесяца. Внезапно паромщик исчез, а на его месте возник толстомясый десятник. «Он из Галича, — завопил десятник. — Мы город спалили, а его с женой и дочерью доставили хану. Он из Галича!..»
В бреду Шагали закричал. Кто-то, выругавшись, лягнул его. Шагали поднялся и вышел из душной юрты. На свежем воздухе у него закружилась голова. Он примостился под старым осокорем и мысленно сам себе приказал: «Бежать! Вернуться на родную землю! Вырваться отсюда!»
Утром ему дали коня. Хоть и не такого статного, как Гнедой, а все же… Шагали обрадовался, как ребенок, которому подарили игрушку. Вспыхнувший ночью и пригасший к утру огонь решимости опять запылал. Весь день Шагали не отходил от этого, пока не привыкшего к нему коня. Когда сел на него, почувствовал себя прежним, еще не униженным, не лишенным воли. «Надо отыскать своих товарищей, — решил он. — Вместе и рванем в родную сторону».
Якобы приучая к себе коня, он объехал немало юрт, побывал в нескольких сотнях, но товарищей не нашел.
Зато ждала его нечаянная радость. Он возвращался к своей юрте, выполнив поручение десятника. Свернул к речке напоить коня и заодно умыться. Когда, ополоснув лицо, выпрямился, глазам своим не поверил: на том берегу стоит его Гнедой, друг его милый, разделивший с ним все тяготы долгого пути, — высокий, статный, с челкой на лбу. Смотрит на хозяина, будто сомневаясь, он это или не он, стрижет ушами. Шагали тихонечко свистнул. Гнедой заржал и, разбрызгивая воду, тут же примчался к нему. Встреча украденного коня с хозяином была, пожалуй, не менее волнующей, чем встреча братьев, давно не видевших друг друга. Гнедой положил морду на плечо Шагалия и замер, а тот, смаргивая невольные слезы, гладил шелковистую шею коня, трепал его гриву.
Шагали привел Гнедого под чужим седлом в свою десятку, но вскоре пришлось вступить в драку за него. Прибежавший следом воин налетел коршуном. Шагали не растерялся, долгое путешествие кое-чему научило его, прибавило опыта. Изловчившись, он ударил головой в живот нападающего. Разъяренный вор, вскочив, снова кинулся на него. На этот раз Шагали согнул его пополам пинком в пах. Неизвестно, чем бы дело кончилось, но появился десятник, и от его кулаков дерущиеся отлетели в разные стороны. Узнав, что драка произошла из-за коня, он отогнал чужака, пригрозив прибить насмерть, если еще раз тут появится, а Шагалия похвалил:
— Молодец! Не упускай добро, попавшее в наши руки.
— Это мой конь, — сказал Шагали, чтобы внести в дело полную ясность. — Мой Гнедой. Я сам его вырастил.
— Тут нет ни твоего, ни моего, — отрезал десятник и наставительно устремил вверх указательный палец. — Все тут ханское. Все принадлежит великому хану Сафа-Гирею.
Шагали принял это за намек: потянешься к ханскому — шкуру спущу. Но десятник неожиданно заключил:
— А из тебя, похоже, воин получится. Хваткий егет. И впредь не упускай, что можно прибрать к рукам. Уловил?
На следующий день вечером снова появился воин, с которым Шагали подрался из-за Гнедого. Тот чуть не плакал — не драться пришел на этот раз, а не зная, как быть, куда податься. Свой десятник исхлестал его плеткой за то, что лишился коня, и отлучил от общего котла. Шагали встретил его равнодушно, ни вражды, ни сочувствия не выказал.
— Конем велит обзавестись, — пожаловался парень. — Грозит повесить, коль не обзаведусь. Потерявшего оружие или коня тут не щадят.
— А где твой конь? — спросил Шагали. — С которым ты сюда пришел?
— Я без коня пришел.
— Украли, что ли?
— Нет, не было у меня коня. Совсем не было.
— Совсем?..
Парень с виду был из тех, о ком говорят: «Такой топнет, так и железо лопнет». Словом, здоровяк. Широкоплечий, круглолицый, загорелый. У Шагалия в голове не укладывалось, чтобы здоровый сильный человек мог жить вовсе без коня.
