Крылатый сфинкс, печальный цербер - [14]

– Раз, два… Меркурий во втором доме… Луна ушла… шесть – несчастье… вечер – семь… – И добавила: – Опасайтесь инфаркта. Ну, или того, что вам отрежут голову.

– Кто? – выдохнула сплетница, видимо снова не подозревая, о каком литературном произведении на этот раз идет речь – и что речь вообще идет об оном.

– Ну, тут я не позволю себе отклониться от вердикта классика: комсомолка! – добавила с еще более широкой улыбкой Наталья, и тетка, издав сдавленный стон, отвалила куда-то в сторону, увлекая за собой меланхолично смотревшего на Наталью и снова пытавшегося обслюнявить ее конечность бульдога Гамлета.

Довольная тем, что от назойливой собеседницы удалось избавиться, не прибегая к стандартным трюкам и лжи, Наталья тихонько рассмеялась. Она и представлять не желала, какие слухи скоро пойдут по поселку о новой соседке. Что же, по крайней мере, приставать не будут.

– А классиков, хотя бы мировых, знать надо всем! – добавила Наталья, осмотревшись по сторонам. Особа с бульдогом исчезла, улица была пуста, и это было на руку. А не послать ли этой не в меру любопытной мадам, к примеру, «Золотую дюжину» – антологию классических шедевров, выпущенную их издательством? «Гамлет» там точно был, и Наталья постаралась припомнить, входил ли в число шедевров роман «Мастер и Маргарита». Однако шутка зашла слишком далеко.

Да и издательство уже перестало быть их. То есть Алексея и ее. Точнее, конечно же, она все еще являлась владелицей пакета акций, однако весь вопрос заключался в том: хотела ли она оставаться ею и в дальнейшем?

Окончательного решения она не приняла. На бегство из Москвы и расставание с Алексеем имелись более чем веские причины, и изменить уже ничего было нельзя. И, что важнее всего, она не собиралась ничего менять.

А вот что собирался делать Алексей? Этого она, естественно, со стопроцентной уверенностью знать не могла. Однако, покуда у нее в руках пакет акций, никаких необдуманных, более того, резких шагов он не предпримет. Ее доля в издательском бизнесе была гарантией ее свободы – и, не исключено, жизни. Ее и Кирюши.

Или она ошибалась?

Но ей так хотелось забыть всю катавасию с Алексеем и в особенности причины их расставания, хотя это было невозможно. Ну, если не навсегда, так хотя бы на время. Наверное, именно по этой причине она и решила заняться расследованием.

Только расследованием чего? Потому что не было ни трупа, ни преступления, ни чего-либо другого в этом роде. Имелся старый золотой медальон с фотографией, сделанной лет пятьдесят, если не больше, назад, а также сумбурный рассказ Кирюши о том, что его посещает никем другим не видимый друг, как две капли воды похожий на этого мальчика, чье фото вставлено в медальон пожилой соседки, находящейся в больнице.

Более того, Наталья не сомневалась: своего друга сын выдумал, соответственно, воспринимать его слова всерьез было нельзя. Но почему… Почему тогда он выбрал именно внешность мальчика, чье изображение носила на груди Аглая Филипповна?

И вообще, разве она не утверждала, что им с ее мужем Бог детей не дал? Однако у нее мог иметься не родной, а усыновленный ребенок, или племянник, или младший брат…

Только что это значило? Что Кирюша каким-то образом увидел фотографию до их совместного посещения Аглаи и решил затем использовать, надо признать, запоминающийся образ мальчика для создания образа своего несуществующего друга.

А не слишком ли во многом она подозревает своего пятилетнего сына? Кирюша, конечно, был смышленым ребенком, однако отнюдь не гением. И, несмотря на склонность к фантазиям, не заправским вралем. Он бы мог заявить один раз, что у него имеется друг или что он встречался со странным мальчиком, однако вряд ли бы стал говорить об этом постоянно, день за днем, изобретая все новые подробности встреч и занятные детали. Все же хроническим лжецом или ребенком с воспаленным воображением Кирюша явно не был.

Наталья попыталась осторожно выяснить, не бывал ли он у Аглаи в гостях до их визита, однако ничего добиться не могла – ребенок твердил, что увидел пожилую даму в первый раз в тот момент, когда она едва не переехала его на «Мерседесе» своего покойного мужа-композитора. То есть вероятность того, что Кирюша виделся с ней где-то раньше, была ничтожно мала.

Да и где они могли видеться ранее, если она с сыном безвылазно сидела все дни до этого в их новом прибежище? И даже если бы, предположим, Кирилл выходил за пределы их особняка и умудрился натолкнуться на Аглаю, о чем сейчас предпочитал не распространяться, хотя причин у него для этого не было, то вряд ли бы вдова композитора стала первым делом снимать со своей морщинистой шеи золотой медальон и совать пятилетнему ребенку под нос изображение мальчика, который, если он сейчас и был еще жив, являлся мужчиной, причем, вероятно, даже пожилым.

Если…

Информацию на этот счет могла бы дать сама Аглая, и Наталья была уверена, что выжала бы из соседки-старухи правду, однако ту увезли в одну из столичных клиник, где к тому же – об этом Наталья узнала по телефону – та снова впала в кому. То есть если бы она даже и съездила в Москву, чего ей делать очень не хотелось, встретиться с Аглаей и задать ей пару-тройку вопросов она бы не смогла: соседка была элементарно не в состоянии на них отвечать.