Крылатая гвардия - [83]

Шрифт
Интервал

Резко развернувшись влево, уходим от цели вверх. Огненные шнуры трасс прошивают пространство между моей машиной и самолетом ведомого. Вдруг "лавочкин" Мудрецова задымил. Все, думаю, подбили, гады!

- Валя, вниз! - немедленно кричу ему.

Свалив свой самолет на крыло, я устремляюсь к земле, увлекая за собой напарника. Проносимся почти над самой землей. Огонь противника уже не страшен - не достанет... Тревожно спрашиваю у Мудрецова:

- Что с тобой? Зацепили?..

- Нет, командир! Все в порядке.

- А почему закоптил?

- Не знаю... Видать, с перепугу резко дал газ. Они же шпарили, как черти! Так и убить могут! - невозмутимо резюмирует Валентин.

- Могут, но не нас. Давай посмотрим, откуда такой плотный огонь. Что-то не так. А что - не пойму! - Я решил все-таки разобраться в расположении огневых точек.

Набираем высоту - уже около двух тысяч. Достаточно. Летим к месту, где мой товарищ так резко дал газ. Автомашины стоят так же. Но сверху отчетливо видно: почти перпендикулярно к шоссе - несколько рядов траншей и отдельных окопов. Ясно: противник готовит линию обороны, которая уже частично занята его войсками. Пулеметный огонь возобновляется, но он не так интенсивен, как прежде, да и на большой высоте это не опасно.

Спрошу-ка у Мудрецова: разглядел ли он, что здесь затевается?

- Видишь, Валентин? - вопрос поставлен весьма лаконично.

- Чего тут мудрить? Новая линия обороны.

- На этот раз угадал, - не преминул я похвалить ведомого.

На командном пункте вместе с Ольховским находится командир дивизии. Докладываю, как обычно, о выполнении задания, но полковник не удовлетворен:

- Расскажите подробно и обстоятельно, где были, что видели. Почему оказались над промежуточным оборонительным рубежом врага? Как преодолевали огонь с земли во время атаки второй цели?

Выслушав мои ответы на все "почему" и "как", он отметил на полетной карте место, откуда нас с Мудрецовым так интенсивно обстреливали.

- Вы правы, - задумчиво говорит комдив. - Цель заманчива. Но истребителю она не по зубам. Нужны штурмовики. За выполнение задания хвалю. Учту при вылете. Вы свободны.

Я отправился на стоянку, куда вместе с летчиками пришел "начальник огня и дыма", как называли помощника командира полка по воздушно-стрелковой службе, Иван Петрович Бахуленков.

Его перевели к нам из 177-го гвардейского полка. Летчик с опытом, бывалый, знающий, он участвовал в боях при защите Москвы, под Ленинградом. В нашей дивизии Иван Петрович - с начала ее формирования, отличился на Курской дуге, в боях за Днепр, Молдавию, Румынию. Бахуленков совершил 346 боевых вылетов, имел на личном счету одиннадцать вражеских машин.

Он восьмеркой только что вернулся из полета на прикрытие войск. Вскоре произвела посадку и группа Юдакова, но в ее составе не было Николая Артамонова.

...Полет выполнялся на высоте около 2000 метров. И вот на шоссейной дороге Врабле - Бекеньеш замечена движущаяся колонна автомашин - десятка три. Истребители снизились до 800 метров и атаковали ее. Штурмовка оказалась успешной - две машины загорелись, движение на дороге прекратилось, получился затор. "Лавочкины", замкнув круг, один за другим наносят удары по врагу.

Огонь с земли, вначале слабый, при втором заходе на цель усилился, как принято говорить, до ураганного. И в одной из очередных атак, на выходе из пикирования, самолет Артамонова достает пулеметная очередь. Пламя охватило взмывший вверх истребитель. Смертельно раненный, теряя последние силы, летчик разворачивает пылающую как факел машину на скопление живой силы и техники врага. "Лавочкин" взрывается. Дорого отдал свою жизнь Герой Советского Союза Николай Артамонов! Русский летчик погиб в полутора километрах северо-восточнее населенного пункта Тельдинце (Чехословакия).

Памятное 26 марта 1945 года стоит перед моими глазами, как будто прошло с той поры не тридцать шесть лет, а тридцать шесть минут. В тот же день я сбил последний по своему личному боевому счету пятьдесят шестой самолет врага.

А было это так. Все наши восемь истребителей загружены бомбами. Я веду боевых друзей на прикрытие войск на поле боя. Но сначала надо подыскать подходящую цель для нанесения бомбового удара.

Передовая позади, а по курсу нашего полета, чуть ниже "лавочкиных", к линии фронта идут самолеты противника. Решение возникает мгновенно: атаковать врага, не допустить его к нашим наземным войскам. Но бомбы?.. Куда их сбросить? И все-таки негоже в такой сложной обстановке заниматься поиском цели, когда фашисты совсем рядом.

Передаю летчикам своей группы приказ:

- Орлы! Сбросим груз на "фоккеров"! По моей команде...

Впереди - восемь немецких машин: силы примерно равны. А ситуация сложилась так. Мы с Алексеем Тернюком двумя парами идем на вторую четверку противника, а против первой четверки оказывается звено Евгения Карпова - оно правее нас.

Ведущая четверка врага - на траверзе со мной, и в эфир летит моя команда:

- Бросай!

Энергично развернувшись влево, мы устремляемся за "фокке-вульфами". Бомбы конечно же не попали ни в один из гитлеровских самолетов, но летчикам не доставляет удовольствия видеть, как перед их носом сыплется смертоносный груз!


Рекомендуем почитать
Мы отстаивали Севастополь

Двести пятьдесят дней длилась героическая оборона Севастополя во время Великой Отечественной войны. Моряки-черноморцы и воины Советской Армии с беззаветной храбростью защищали город-крепость. Они проявили непревзойденную стойкость, нанесли огромные потери гитлеровским захватчикам, сорвали наступательные планы немецко-фашистского командования. В составе войск, оборонявших Севастополь, находилась и 7-я бригада морской пехоты, которой командовал полковник, а ныне генерал-лейтенант Евгений Иванович Жидилов.


Братья Бельские

Книга американского журналиста Питера Даффи «Братья Бельские» рассказывает о еврейском партизанском отряде, созданном в белорусских лесах тремя братьями — Тувьей, Асаэлем и Зусем Бельскими. За годы войны еврейские партизаны спасли от гибели более 1200 человек, обреченных на смерть в созданных нацистами гетто. Эта книга — дань памяти трем братьям-героям и первая попытка рассказать об их подвиге.


Сподвижники Чернышевского

Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.


Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последняя тайна жизни

Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.


Зекамерон XX века

В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.